Владимир Буртовой - Cамарская вольница. Степан Разин

— Кто известил тебя об этом, Гурий? — очнулся стрелецкий голова Василий Лаговчин. — Верны ли сведения?

Гурий Ломакин, не поднимая от стола глаз, потер жесткими пальцами виски, выговорил через силу, устав говорить безрадостное:

— Бежал из Астрахани священник, тайно посланный тамошним митрополитом Иосифом в Москву с вестями… Луговой стороной миновав воровские караулы у Царицына, объявился он у камышинского воеводы Ефима Панова. Ефим дал ему телегу и двух стрельцов понадежнее в провожатые до Москвы…

По рассказу священника выходило, что донские казаки подступили к Астрахани 19 июня 1670 года. Степан Разин переслал письмо к воеводе Ивану Семеновичу Прозоровскому с предложением сдать город без сражения, но его посланцы, в том числе якобы и приемный сын, были схвачены и жестоко казнены. Тогда казачий атаман поклялся, что воевода своей головой ответит за смерть переговорщиков.

Началась подготовка к штурму. Иван Прозоровский укрепился с лучшими полками иноземного строя, самолично ходил по стенам, уговаривая стрельцов и солдат быть верными присяге, а снизу, с улиц и площадей, в открытую неслись угрозы от горожан и посадских: «Пусть только все повернется, и мы начнем!»

Астраханцы вволю натерпелись от приказных людей, стрельцы более года не получали жалованья, обнищали и изголодались, все только и ждали часа возмездия.

И он наступил. В ночь с 21 на 22 июня разинцы начали штурм твердыни, одновременно вспыхнуло восстание горожан и стрельцов, которые, как говорил священник камышинскому воеводе, «дворян и сотников и боярских людей, и стреляющих в разинцев пушкарей начаша рубить на стенах прежде набеглых казаков». Воспользовавшись всеобщей свалкой, священник, получив благословение от митрополита Иосифа, в темноте покинул город и на ледке ушел в густой туман, на левый берег, где у митрополита в тайном месте был конный стан. Взяв двух лошадей, он направился в отчаянный путь, оглядываясь на клубы дыма, там и тут поднявшиеся над Астраханью, — горели дома наиболее ненавистных мздоимцев: приказных, стрелецких командиров, дворян и купцов. О судьбе самого князя Ивана Семеновича Прозоровского, его брата Михаила, а также митрополита Иосифа пока ничего верного сообщить священник не мог, но исходя из обещания донского атамана, их ждала суровая участь…

Василий Лаговчин, насупившись, долго молчал, обдумывая полученные безрадостные, если не сказать, приговорные вести, потом принял решение:

— Буду нынче же еще раз докучать в приказ Тайных дел, что за малолюдством и ненадежностью служивых людей оборону города Саратова держать супротив донских разбойников будет некому. Надобны свежие стрелецкие полки из Москвы, иначе мятежное пожарище захватит не одно только Понизовье, а под стать степному палу, по ветру пойдет гулять и до Москвы… Думается мне, что и тутошние стрельцы, да и твои, стрелецкий голова Тимофей, не лучше астраханских. Не так ли, сотники? — а сам внимательно смотрит в глаза Михаилу Хомутову, словно ждет от него какого неосторожного слова, чтобы подтвердить свои догадки…

— У каждой избушки свои поскрипушки, — неуверенно ответил Давыдов. — Нешто каждому в душу заглянешь? Кабы при сильном войске, так стояли бы заедино, а так… И праведник семь раз на день пред Господом согрешает, не только замотанный походами стрелец. Ладно, ежели покидают на землю ружья, а то и на измену склонятся, не приведи Бог!

— Наши стрельцы и без того одним глазом за спину глядят — который день Самара в осаде от калмыков! Кто их и когда выручит? — словно бы подумал вслух сотник Михаил Пастухов. Лаговчин понял смутное состояние души сотника, вздохнул, воздержавшись от резкого укора. Воевода Лутохин истово перекрестился, сказал, ни к кому не обращаясь:

— Охо-хо, жизнь наша пропащая! Так оно и будет: по какой реке плыть, ту воду и пить! Которая рука по головке гладила, та и за вихор потянуть может. Коль ласков бывал ко мне великий государь Алексей Михайлович, так мне негоже ему пакости творить и от службы бегать, себя спасая… Стало быть… Повелю всем посадским и горожанам выйти на земляные работы — рвы чистить да частокол чинить! — Воевода встал из-за стола. — Думаю я, что недели через две ждать нам с Понизовья воровские полки! Ну так что же, наша судьба в руках всевышнего!..

Со смешанным чувством на душе возвращаясь к своим стругам, Михаил Хомутов опытным глазом приметил по поведению горожан и посадских, что астраханские известия уже облетели Саратов: простолюдины не скрывали радости, купчишки спешно закрывали лавки и торопились домой припрятать наиболее ценные товары.

Когда вышли на посад, от рыбного ряда, где с самой рани торговали свежей, пахнущей водой рыбой, чей-то дерзкий голос прокричал от закрытого повелением воеводы кабака:

— Бегите домой, казанцы да самареня! Вот подступится к городу батюшка Степан Тимофеевич, и мы сотворим не хуже астраханцев!

Крик этот словно сигналом послужил для других: от рыбного ряда, из толпы покупателей и продавцов понеслось на все лады:

— Аль в наших местах Волга не столь глубока, что не укроет воеводе бока?

— Готов биться об заклад, что Васька Лаговчин не перейдет по дну Волги до того берега!

— Уходите, самареня! Мы зла вам не хотим, но и вы не мешайтесь в наше дело!

— У каждой куме свое на уме, — проворчал в ответ на выкрики саратовцев Аникей Хомуцкий. — И без крикунов ведомо, что нам готовят здесь нож в спину… Только дурак будет сидеть и ждать, когда его темной ночью из-за угла прирежут.

Сотник Михаил Пастухов, шагая по приречному песку рядом с Хомутовым, оглянулся на большую толпу у кабака, скорбно усмехнулся, на угрозливые предупреждения изрек то, что, похоже, давно созрело в душе:

— Нешто воевода Лутохин думает, что я сам и оба моих сына тут вот из-за его дурной головы животы положим? Когда чернь притеснял да казну государеву потихоньку грабил — у нас совета не спрашивал. А коль эти простолюдины сами не мыслят себя оборонять от… — хотел было сказать по привычке «от воров», да язык не повернулся, — от казаков, так и нам нет резона…

— В Самаре позрим, что и как у себя творить будем, — поддакнул пятидесятник Федор Перемыслов из его сотни, тоже поглядывая на саратовцев и на их город из-за выпуклого лба. Небольшие круглые глаза сосредоточены: видно было, что и он в эту минуту принимал важное для себя решение.

Михаил Хомутов, выслушав Перемыслова, улыбнулся: у Федора, как и у сотника Пастухова, здесь в Саратове два сына в стрельцах, и тако же прозваны — Василий и Иван, будто заранее сговорились.

— Разумно, — коротко согласился с такими рассуждениями друзей Михаил Хомутов. — Здесь пущай ломают себе головы воевода Лутохин да стрелецкий голова Лаговчин с ним вкупе. Давно надо было заменить астраханских стрельцов на московских, да и в Царицыне тако же крепкий гарнизон поставить, тогда и не было бы теперешней смуты.