Даниил Мордовцев - Ванька Каин

За секретарем раскольничьей комиссии следует протоколист сыскного приказа Молчанов, большой охотник до краденых «епанечек» и до прочего.

— Содержащаяся в сыскном приказе колодница Акулина Леонтьева, призвав меня к себе, — продолжает Каин, — отдала мне краденую епанечку тафтяную алую на заячьем меху, которая у нее была в закладе, и оного приказа протоколист Степан Молчанов оную епанечку взял к себе и отнес в дом свой, о чем известны подьячие Андрей Аверкиев да Иван Коновалов. Да оный же Молчанов при взятии разбойников из пожитков огородника, у коего они пристань имели, навязал целый узел и взял к себе. Да и при всех таковых выемках как секретари, так и подъячие то чинили.

А вот огульная характеристика всего сыскного приказа:

— Того ж приказу секретари и протоколист, будучи в приказе, почасту говаривали мне, чтоб я позвал их в питейный погреб и поил ренским, которых я и паивал и издерживал на то по рублю и больше. За то, когда на меня произойдет в том приказе какая в чем жалоба, чтоб они мне в том помогали и с теми людьми, не допуская в дальнее следствие, мирили, что и самым делом бывало неоднократно. Сверх того даривал я их шапками, платками, перчатками и шляпами и к вербному воскресению раскрашенными вербами, а протоколисту и сукна на камзол, да жене его бархату черного аршин да объяри на балахон и на юбку; да три и четыре платка италианских. А один секретарь, Иван Богомолов, при осмотре в одном доме, где приставали воры, не явится ль воровских пожитков, взял образ маленький, обложен серебром, и отвез в дом свой.

А вот вкусы и привычки судей, которые так любили пытки, дыбу, застенок — и «кенарский сахар», «крашеные вербы», любили играть в картишки с Каином и пр.

— Того ж приказу судья Афанасий Сытин говаривал мне в доме своем, в коем я у него бывал часто и пивал с ним чай, что я мало к ним воров вожу, у него-де нет сахару и чаю. Почему я, купя в городе сахару кенарского полпуда, отнес к нему. И сверх того, он, Сытин, бирал меня с собою часто для разных покупок, за которые деньги отдавал не все, а после я доплачивал своими; а иногда посылывал меня для всяких покупок, и одного, только с человеком своим, которое я покупал на свои же деньги. А как я в доме его, Сытина, по призыву его ходить перестал, тогда он, Сытин, и поставленных ко мне для сыску воров солдат из дому свел. Да того ж приказу судье Егору Непенину самому и через служителя его передарил карт дюжины с две. И в одно время в доме его играл я с ним, Непениным, по приказу его для забавы безденежно в карты, в называемую игру «едну». Да их, Сытина и Непенина, к вербному воскресенью купя, подарил по крашеной вербе, и в той надежде на их, судей, секретарей и протоколиста, я вышепоказанные предерзости и чинил, а без того дарить бы их не из чего. Оные ж секретари и протоколист, что у меня в доме имелась зернь знали и в бытность у меня в доме и игроков видали.

Наконец исповедь Каина знакомит нас и с советником московской полиции Воейковым «с товарищи», из коих Воейкову за освобождение «из цепи» Каин дал 50 рублев, секретарю Захару Фокину 3 рубли, канцеляристу Будаеву 7 рублев, капралу Воейкову штаны замшевые черные, а сыну Воейкова, за «старание» о Каине, подарены «рукавицы бархатные зеленые, обложены галуном золотым, да две шапки круглые бархатные».

Вместе с прочими «лакомился» взятками и прокурор сенатской конторы Щербинин, не брезгуя брать по 10 рублев, наравне с дворецким графа Петра Шереметева.

Общая покаянная исповедь Каина и ее значение. — Императорский указ о Каине, отрешающий от должностей прежних чиновников. — Каина и его соучастников переводят на Монетный двор. — Воровская свита Каина. — Жизнь в тюрьме, развлечения: игра, пение, пытки.

Наконец исповедь Каина кончается. Ее представляют на усмотрение императрицы и вновь забирают целые массы лиц, на которые указывал Каин в своем покаянном списке.

Но Москва скоро почувствовала, что она потеряла Каина. Началось общее брожение несчастных осадков московского общества: они тоже почуяли, что нет больше Каина. С московской суконной фабрики разом бежало до тысячичеловек, которые рассыпались по городу и окрестностям, и каждый из них превратился в маленького Каина.

Тут только почувствовало правительство, что за силы сидели в том невзрачном человечке, которого Татищев засадил в погреб.

25 июня 1749 г. состоялся именной указ за собственноручным подписанием императрицы. В указе между прочим повелевалось: «Для искоренения злодеев московскую полицейскую команду усилить солдатами из полевых полков, а вора Каинас его товарищами из полиции со всем его делом передать в сыскной приказ, но определяя судей и приказных служителей бесподозрительных, а подозрительных отрешить, о всем исследовать розыском, и какие его, Каинова, товарищи покажутся, тех сыскивать и присылаемых из полиции впредь таких злодеев принимая, расспрашивать и ими розыскивать же, и всякими образами стараться оных до конца искоренять, а кто таким казням подлежать будет, не чиня экзекуции, ее императорскому величеству доносить».

На основании этого указа, отрешаются от должностей все прежние заподозренные чины сыскного приказа, а на их места назначаются другие, именно Богданов, князь Горчаков, Алексей Еропкин, князь Вадбольский, Струков и др. Им велено исследовать дело «розыском», т. е. пыткою.

Самая комиссия по делу Каина помещается на Мытном дворе у москворецких ворот. Сюда приводится и Каин со всею своею многочисленной свитою: Иван Каин — в ручных и ножных железах; за ним, в кандалах, его свита: фабричные — Алексей Шинкарка, Дмитрий Маз, Иван Крылов; матросы — Антон Ковров, Иван Ковров, матросский сын Соколов, отставной солдат Никон Богомолов, купец Сергей Чижик, фабричный ученик Петр Волк, посольского двора ученики Михайло Наживин, Степан Буслай, Иван Шелковников, несколько купцов, несколько женщин, в числе которых капитанская дочка Марья Петровна Аксакова и жена инженера Авдотья Жеребцова и другие.

Каина помещают в особую палату, в два окна; окна от земли 3 1/2 арш.

Для караулов назначается особая военная команда в пятьдесят человек солдат с унтер — офицером и обер-офицером. Команде дается особая инструкция: «Каина никогда и ни для чего с означенными его товарищами не спускать, также и других колодников никого, никуда и за караулом не отпускать и приходящих к ним и к Каину никого не допускать. Если кто будет приносить пищу, то сперва самому (караульному офицеру) пробовать, кроме вина, и потом отдавать. Вина в милостыню не принимать от приносящих. Приносимые калачи и хлебы осматривать, нет ли в них чего запеченного. Смотреть, чтобы между колодниками никаких ссор, непотребств и играния в карты или какие зерни не было. Осматривать, нет ли у колодников ножей или вредительных инструментов. Раздавать ежедневно каждому кормовые деньги по 1 копейке. О состоянии колодников и караула ежедневно подавать рапорт».