Явдат Ильясов - Тропа гнева

Фриадар нашел городище кочевого рода Орла на правом берегу Аранхи, возле Синих Гор. В палатке, куда привели Фриадара, сидели два человека. В одном слуга царя узнал Бахрама, старейшину рода. Живот старика отвисал, как брюхо коровы, конец грузного носа почти касался пухлых губ. Шею вождя отягощал зоб. От этого Бахрам запрокидывал голову, что придавало его осанке величие. Рядом с предводителем «орлов» расположился Сабри, старейшина рода Сокола. Как и Бахрам, он был седобород, важен и дороден.

— Кто ты? — спросил Бахрам сердито.

Фриадар показал бровями на Сабри.

— Это мой друг, — проворчал Бахрам. — Говори, зачем пришел.

Фриадар вынул шнур. Бахрам сейчас же расплылся в улыбке.

— О! Ты вестник царя? Почему не сказал сразу?

— Слушай. — Фриадар присел на корточки. — Тут четыре узла. Так? Они обозначают: «Персы идут на массагетов».

— Что?! — Бахрам откинулся назад и порывисто схватился за сердце. — Персы?

— Да. Шах-Сафар передает тебе свое царское повеление: сегодня же разошли гонцов по всем массагетским стойбищам, предупреди все племена и роды об опасности, чтобы народ готовился к битвам. Понятно?

— Понятно. — Выцветшие глаза Бахрама забегали по сторонам. — Понятно…

— Ни слова о том, кто тебе сообщил о персах. Понятно? Прощайте.

— Стой! Сейчас мясо сварится…

— Некогда.

Фриадар вручил шнур Бахраму и вышел из шатра.

— Передай царю, что Бахрам сделает все как надо, — сказал старейшина, проводив вестника до ворот. — Мы, «орлы», свято чтим имя Шах-Сафара, нашего повелителя, да продлятся его годы!

Когда Фриадар добрался до берега и сел в лодку, на башне городища рода Орла показался воин в рогатом шлеме. Кочевник широко замахнулся дубиной, обернутой войлоком, изо всех сил ударил в тугую кожу огромного барабана. Над белыми палатками, как отдаленное громыхание грома, прокатился гул. С крепостных стен взлетели испуганные горлицы.

Кто-то позвал протяжно:

— Гани-и-и!..

— Гани! Гани! — подхватили громкие голоса.

Гани, человек с медными покатыми плечами, беспечно играл с дружинниками в кости. Едва на башне зарокотал барабан, потное лицо Гани просветлело.

— Поход!

Сын вождя оскалил белые зубы и подмигнул загорелым бородатым воинам.

Бахрам, которому своя голова была дороже всего на земле, давно не принимал участия в боях. Но это не чернило его имени перед сородичами: времена, когда кочевники избирали вождя из числа отважных воинов, проходили. Хитрая голова, а еще больше богатства, награбленные в походах на другие племена, заменяли Бахраму отвагу, и на месте своем он сидел крепко. Все опасности ратных подвигов Бахрам переложил на плечи сына. Набег сулил добычу, новые развлечения — вот почему, едва на башне глинобитного укрепления раздавался сигнал, волосатое лицо Гани озаряла диковатая улыбка.

Легко ступая кривыми ногами наездника, обутыми в мягкие сапоги, Гани быстро вошел в палатку отца и склонил косматую голову.

Бахрам прилег на шкуру оленя, недобро прищурился, полез в сумку на поясе и вынул золотую пластинку. На ней сияло изображение чужого божества в крылатом солнечном диске.

— Вы помните, Сабри и Гани, — прохрипел Бахрам, — горбуна, приходившего к нам с юга? «Персы скоро направятся к Аранхе, — говорил горбун. — Разорите три-четыре таких рода, за которых вступятся другие. Эти другие имеют врагов, найдите, подговорите, чтобы совершили нападение. Хорошо, если родовые распри перерастут в кровавую войну между племенами. Так нужно нам, персам…» Помните вы эти слова, Сабри и Гани?

— Помним!

Бахрам подался вперед, хищно раздвинул губы.

— Бахрам скоро станет царем четырех массагетских племен! Понятно?

Он боязливо оглянулся и таинственно просипел:

— Через месяц персы придут сюда. И Шах-Сафар об этом знает. Плохо.

— Почему ты не убил гонца? — сказал Сабри.

— Э! Ты глуп, Сабри. Если бы мы убили первого гонца, Шах-Сафар заподозрил бы нас в измене. Пусть думает, что мы ему верны. Чтобы Шах-Сафар не послал, минуя нас, других гонцов, оцепим берег. Кто перейдет, того… — Бахрам разрубил воздух ребром ладони. — Шах-Сафар не узнает — гонцы ушли далеко, что-либо задержало их в дороге… Если даже узнает, будет поздно, персы окажутся уже в Хорезме. Так?

— Так! — кивнул Сабри. — Завтра пришлю к тебе своих воинов для охраны берега. Не допустим, чтобы массагеты пронюхали о замыслах Дария. Все провалится.

— Еще. — Бахрам покосился на сына. — Хватит разговоров. Приступим к действиям. Ты, Гани, сегодня же иди в поход. За хребтом Синих Гор кочует род Оленя. Вождя убей, народ пригони.

— Да, так и сделай, — сказал Сабри, тоже косясь на Гани.

Гани вскинул широкие брови.

— Род Оленя? Чем он провинился перед нами?

Массагеты по обычаю делили каждое племя на два братства. Каждое братство дробило себя на четыре рода. Род Оленя, о котором говорил Бахрам, как и род Орла, входил в племя хорезмийцев и принадлежал к братству Волка. Вражда в пустыне вспыхивала часто — старейшины, прибрав к рукам внутри рода все, что было возможно, искали добычу на стороне, и это вызывало ответные набеги. Рыскали по тропам конные отряды. В оазисах шла охота за рабами. Но распри внутри братства были необычны. Поэтому повеление отца так удивило Гани.

— Молчи!

Узкие глаза Бахрама сердито сверкнули.

— Молчи! — повторил Сабри, как эхо.

— Я сказал, ты делай, — проворчал Бахрам. — Так решили старейшины рода.

— Однако «олени» — нашего братства! — пробормотал Гани растерянно. — Разорим лучше других.

— Нашего братства! — передразнил Бахрам сына. — Так что же? Старые времена прошли, понял ты? Хорошее родство: орел, гроза пустыни, и тощие олени! — Бахрам заговорил вкрадчиво — Иди, ничего не бойся. Скот будет наш. Пленных отгоним в Согд, продадим персам. Понял ты? Воинам скажи: «Род Оленя замыслил против нас худое, надо наказать».

— Да, так и скажи! — подал голос толстяк Сабри.

Гани ушел от Бахрама угрюмым. Затея отца его смутила. Во все набеги сын вождя ходил с легким сердцем, но сейчас то ли чувство слишком близкого родства с «оленями», то ли опасение за исход предстоящего дела взволновали хорезмийца.

«Плохо, — мрачно думал Гани. — Плохо».

Чтобы набег был удачным, Бахрам и старейшины рода совершили обряд. В середине городища, на площади, разложили четыре огромных костра. Воины окружили их и встали на колени. Бахрам с туго набитым мешочком в руке стоял между кострами.

— Начнем?

Бахрам запрокинул голову. К небу метнулся крик, подобный вою шакала. Раздирающие слух звуки перешли в визг; не переводя дыхания, Бахрам заголосил:

— Вейся к солнцу, дым хаомы!

— Хварр! Хварр! Хварр! — прокаркали мужчины, подражая ворону, имя великого солнца.