Кристофер Хибберт - Королева Виктория

Принц же тем временем пропадал на скачках, проводил время в театрах и, казалось, совершенно не обращал внимания на острые заметки и памфлеты, которые время от времени появлялись в столичных газетах и журналах. А когда королева, доведенная до отчаяния едкими насмешками и карикатурами, начала упрекать сына, тот ответил, что у нее самой грехов не меньше. «Если ты вернешься в Лондон из Виндзора, — писал он матери, — а потом отправишься на часок погулять в парк (где меньше шума городского), то услышишь там много интересного про себя... Мы живем в радикальное время, и чем чаще люди будут видеть своего монарха, тем лучше будет для страны и для народа». Примерно такого же мнения придерживался и весь королевский двор и в особенности Генри Понсонби.

Генри Понсонби, который был назначен одним из конюших королевы вскоре после смерти принца-консорта, часто помогал генералу Грею в делах и считался его наиболее вероятным преемником, поскольку обладал живым умом, хорошим воображением и быстрым пером. Однако это назначение не состоялось прежде всего из-за резкой оппозиции со стороны королевской семьи, которой не нравились его «крайне радикальные взгляды». Генерал Грей был убежденным либералом и одно время даже сидел в палате общин, где отстаивал интересы либеральной партии. Генри Понсонби придерживался радикальных взглядов, а политические предпочтения его супруги вообще выходили за рамки дозволенного. Мэри Понсонби была довольно умной женщиной, она часто писала злободневные статьи в «Пэлл-Мэлл газетт» и имела весьма своеобразные взгляды по каждому вопросу, что признавал и сам Генри Понсонби. В конце концов это привело к тому, что против назначения Понсонби резко выступили не только дети королевы, но и ее кузен герцог Кембриджский, а также ее зять принц Кристиан. Однако королева пренебрегла этими демонстрациями, как писал Генри Понсонби, и «все-таки остановила свой выбор на мне, намекнув в то же самое время через настоятеля Виндзора, чтобы я был более осторожен в выражениях и не позволял своей жене компрометировать меня своими бессмысленными речами». Когда этот разговор каким-то образом стал известен Мэри Понсонби, она была возмущена до глубины души и заявила, что сама «очень не хочет быть скомпрометированной своим согласием пойти на такие уступки и фактически подчиниться чиновникам королевского двора».

Несмотря на затрапезный вид Генри Понсонби, на его слишком длинные брюки и дурную привычку излишне громко смеяться в комнате конюших, за что он получал выговоры от королевы, тем не менее она любила его с самого начала службы при дворе и считала, что благодаря своим уникальным человеческим качествам он может стать исключительно полезным личным секретарем. Он действительно обладал способностью докапываться до сути вещей и при этом не тратил время на пустяки. Кроме того, он был человеком чрезвычайно начитанным, эрудированным, прекрасно разбирался в мировой политике, мог быстро оценить способности тех или иных людей, понимал их проблемы и к тому же отличался редким терпением и трудолюбием. Обладая превосходным чувством юмора, Генри Понсонби мог внимательно выслушать любого человека, даже если тот был намного глупее его, и при этом не демонстрировал абсолютно никакого превосходства, раздражения или самой обыкновенной скуки. Он мог доходчиво и ясно выражать свои мысли, причем как устно, так и письменно, умел поддерживать нужный разговор и добиваться желаемого результата. Хотя он не считал себя крупным лингвистом или просто знатоком родного языка, неплохо знал итальянский, спокойно общался на французском и немецком, несмотря на то что вся корреспонденция на этом языке поступала исключительно немецкому секретарю. Причем знание немецкого было предметом его особой гордости, он не упускал случая пообщаться с немецкими гостями на их родном языке.

Однако самое главное достоинство Генри Понсонби заключалось в том, что он прекрасно понимал противоречивый и во многом неуживчивый характер королевы и никогда не пытался использовать ее слабости в своих целях. «Она не принадлежит, — подчеркивал он, — ни к одной более или менее приемлемой категории женщин-монархов. В ней нет даже намека на рафинированную английскую леди, не похожа она и на богатую англичанку из среднего класса, и уж тем более не напоминает она кого-либо из типичных принцесс какого-нибудь германского аристократического рода. Она никоим образом не походит и на своих троих предшественниц на британском троне. И тем не менее она правит этой страной уже больше, чем все они, вместе взятые. Иначе говоря, королеву просто невозможно спутать с кем-либо в нашем мире, и, вероятно, в будущей истории ей будет отведено уникальное место. Такие выражения, как «люди любят королеву Викторию» или «такого типа женщины», к ней просто неприменимы». Именно тонкое понимание характера королевы и его особенностей сделало Генри Понсонби столь полезным в качестве личного секретаря. Как и генерал Грей, он прекрасно понимал, как далеко он может зайти в отстаивании своих взглядов или в навязывании королеве чужого мнения. Понсонби мог долго и настойчиво внушать королеве взгляды, которые вызывали у нее протест, но как только он видел, что терпению королевы наступает конец, он тут же уступал ей и больше не возвращался к этой теме. «Когда она настаивала на том, что дважды два — пять, — писал он в воспоминаниях, — я деликатно напоминал, что все-таки склонен полагать, что будет четыре, а не пять. При этом она могла сказать, что видит разумное зерно в моих суждениях, но она точно знает, что будет пять, а не четыре. На этом я оставлял эту тему и больше к ней не возвращался, справедливо полагая, что дальше спорить с королевой просто бессмысленно».

Свой метод общения с королевой Генри Понсонби противопоставлял тому, который часто использовал его коллега, тщетно доказывая правоту, приводя самые невероятные аргументы в свою пользу и ссылаясь на какие-то авторитеты. А самое ужасное происходило тогда, когда он начинал ссылаться на ее собственные слова или прошлые заблуждения. Понсонби таких ошибок не делал и поэтому много лет верой и правдой служил королеве. «Такие вещи не любит никто, — говорил он. — Никому не нравится признавать свои ошибки, в особенности женщинам, и королева не исключение. В конце концов, она была по-своему права». Генри Понсонби не называет имени своего коллеги, но признает, что подобный метод общения с королевой оказался наименее продуктивным. А его манера вести дела часто приводила к тому, что королева либо уступала ему в конце концов и соглашалась с ним, либо просто делала вид, что давно забыла о предмете разговора, чтобы не признавать своих ошибок.