Кристофер Хибберт - Королева Виктория

Несмотря на многочисленные стычки по политическим вопросам, Понсонби ценил Дженнера и считал его прекрасным врачом. Так же примерно он относился и к Джеймсу Риду. Но когда Рид впервые прибыл во дворец, ему сообщили, что поскольку он обычный доктор, то не имеет права есть за одним столом с придворными джентльменами, так как это нарушает традиции, сохраненные королевой. Джеймс Рид молча перенес эту обиду и стал давать собственный ужин, который предпочли посещать многие придворные, уставшие от тоскливой и скучной трапезы за общим столом.

Именно ради таких людей, как Джеймс Рид, Генри Понсонби решил смягчить суровые нравы в королевском дворце и придать придворной жизни больше шарма и веселья. Разумеется, тоскливое течение жизни в Лондоне никогда не было таким тягостным, как в Балморале, который ассоциировался у королевы со счастливыми днями супружества и который терпеть не могли ее министры. Многие гости отмечали, что здесь смертельная скука и невыносимое однообразие.

Сэр Генри Кэмпбелл-Баннерман, который в качестве министра правительства посетил королевский замок Балморал, сообщал своей жене:«Это самая веселая жизнь, которую только можно себе представить. Мы встретились за обеденным столом: завтрак — в 9.45; ленч — в 2.00; ужин — в 9.00. А после окончания каждого приема пищи все были предоставлены сами себе... В такую погоду я предпочитал лежать на диване и читать книги в своей комнате... Дворец покрыт коврами, а все окна занавешены были портьерами в клеточку. Повсюду какие-то странные коридоры и переходы, в которых так легко запутаться. Однажды я вышел погулять, а потом долго не мог найти свою комнату... Снег идет с 10 часов утра... Я отправился в церковь... Мои собеседники завидовали, что у меня есть меховое пальто... Однако самое интересное заключается в том, как придворные справляются с такой скукой. За ужином все начинают шептаться и переговариваться, обсуждая каждого из присутствующих... Они так устали друг от друга, что даже вскакивают от появления незнакомого человека».

Конечно, была там и некоторая компенсация за такую смертельную скуку. Так, например, Кэмпбелл Баннерман познакомился и «неплохо поладил» с принцессой Луизой и принцессой Беатрисой, которые развлекали его все это время. Да и Генри Понсонби оказался довольно милым и приятным человеком, который знал невероятное количество интересных историй. К примеру, он рассказал Кэмпбелл-Баннерману, как миссис Гладстон писала письмо: «Дорогой лорд Бортвик, не позволите ли вы моему сыну ловить рыбу в ваших водах Инверколда?» Через некоторое время она получает ответ: «Дорогая миссис Гладстон, во-первых, не лорд, во-вторых, я не живу в Инверколде, а в-третьих, у меня нет рыбы».

Что же до королевы, то, по словам мистера Кэмпбелл-Баннермана, она «всегда либо серьезна, либо улыбается». Когда его однажды пригласили на ужин, он едва досидел до конца, так как не мог вынести бесконечного разговора ни о чем, в то время как за дверью неустанно играл «замечательный» и «восхитительный», по ее собственным словам, королевский оркестр. А после ужина королева развеселилась и принялась со смехом рассказывать о своих тетушках, которые в годы ее юности очень забавно выговаривали некоторые английские слова. Так, например, они произносили «умен» вместо «вумен», «гулд» вместо «гоулд», «оспитал» вместо «хоспитал» и т.д. и т.п. [56].

Жизнь в Балморале не казалась бы такой тоскливой, если бы его обитателям предоставили гораздо больше свободы. Однако все в этой резиденции было подчинено строгому контролю со стороны самой королевы. Она определяла время приезда и отъезда, не дозволяла кому бы то ни было покидать пределы дома, пока сама находится внутри, а если придворным все-таки нужно было отлучиться, то разрешала им брать только тех пони, которые отводились исключительно в их распоряжение. Фрейлинам королевы категорически запрещалось вступать в контакт с любыми мужчинами во время прогулок, а по воскресеньям все придворные должны были посещать церковь.

Несмотря на всю требовательность королевы, большинство придворных с удовольствием выполняли все ее предписания и неустанно восхищались своей хозяйкой. Настоятель Виндзорской церкви Рэндалл Дэвидсон попытался следующим образом определить этот незабываемый шарм королевы:

«Я полагаю, это было некое сочетание абсолютного доверия и простоты с инстинктивным признанием богоизбранного положения королевы... Я знал многих выдающихся людей своего времени, но ни с одним из них нельзя было так легко и просто иметь дело, как с королевой. Меня часто интересовал вопрос, сохранилось это удивительное сочетание у человека, который постоянно и профессионально занимается важными государственными делами или обладает прекрасной внешностью. Может быть, именно недостаток внешней привлекательности и сугубо профессиональных обязанностей в сочетании с личными качествами придают ей тот неповторимый шарм, который не оставляет равнодушным практически никого, кому выпало счастье общаться с королевой. Люди часто бывают застигнуты врасплох необыкновенной силой ее личности. Это может показаться странным, но, несмотря на свою природную стеснительность, скованность и даже некоторую неловкость, на самом деле она не была ни стеснительной, ни скованной, ни неловкой и прекрасно справлялась со своими обязанностями».

«О, англичане всегда останутся англичанами! Мы отстоим свои права, свою позицию, и нашим лозунгом навсегда станут слова: «Британцы никогда не будут рабами».

24 мая 1874 г. королева Виктория отметила свой пятьдесят пятый день рождения. За три месяца до этого на очередных парламентских выборах либералы во главе с Гладстоном потерпели сокрушительное поражение, а победу с огромным преимуществом одержали консерваторы. Королева не скрывала своего удовлетворения результатами выборов, которые впервые после 1841 г. давали консерваторам не только власть, но и подавляющее число мест в палате общин. Мистер Гладстон подал в отставку, заявив, что нуждается в отдыхе «в период времени между работой в парламенте и могилой».

Освободившись от гнетущего давления «старого лицемера» и поддавшись льстивым обещаниям Бенджамина Дизраэли, королева стала больше времени и сил уделять вопросам политической и общественной жизни и все чаще уступала Джону Брауну и другим влиятельным людям, которые подталкивали ее к более активной социальной позиции. Иначе говоря, королева стала делать то, на что ее раньше никто не мог сподвигнуть. «Дизраэли нашел подход к королеве, — говорил по этому поводу Генри Понсонби. — Мне кажется, что он говорит загадками... прикусив язык... демонстрирует безграничную любовь и преданность. Он чрезвычайно умен. На самом деле намного умнее Гладстона».