Александр Ахматов - Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

— Прекрасно! — воскликнул он с непонятной для кузнеца радостью, сделав несколько упражнений со щитом, отражая им удары воображаемого противника. — А наконечники для дротов? — спросил тарентинец. — Тебе нетрудно было бы их изготовить? Штук семь, не больше?..

— Сделаю не хуже, чем в мастерских Стертиния, — ответил кузнец, — хотя господин никогда не заказывал мне наконечники для дротиков…

— Можешь считать, что ты уже получил заказ, — сказал Сатир. — А этот щит я возьму с собой и покажу своим товарищам. Если он им понравится, как мне, то у тебя сегодня будет семеро помощников.

Пока Сатир разговаривал с кузнецом, Эсхрион подозвал к себе подручного и спросил его:

— Ты найдешь дорогу в Рим?

— Ты хочешь послать меня в Рим? — обрадовался юноша.

— Да. Нужно кое-что передать нашему господину… Помнишь, где стоит его дом?

— Я там был всего один раз. Господин купил меня у храма Кастора, привел к себе домой и в тот же день отправил сюда…

— Дом господина находится на Этрусской улице. Поспрашиваешь у прохожих и найдешь. Скажешь господину, что…

— А вот этого делать не следует ни в коем случае, — сказал, обернувшись к виллику, Сатир, прервав свой разговор с кузнецом.

— Что плохого видишь ты в том, что я пошлю посыльного к господину? — нахмурился Эсхрион, очень недовольный вмешательством гладиатора в свои распоряжения.

— Господин вряд ли похвалит тебя за это, — жестким тоном продолжал Сатир. — Неужели ты не понимаешь, почему я и мои товарищи явились сюда ночью, тайком? О нашем пребывании здесь никто из посторонних не должен знать, ни одна живая душа. Кто поручится, что этот юноша не сболтнет лишнего в Риме? Малейший слушок о том, что ученики Аврелия выпущены из-под стражи и укрываются в его имении, может вызвать всякие толки и подозрения. Представляешь, какой может разразиться скандал и как это может повредить нашему господину? Нет, нет, почтенный мой земляк, эту твою затею придется оставить. Она чревата непредсказуемыми последствиями.

Эсхрион не нашелся, что возразить на эти доводы.

— Пожалуй, ты прав, храбрый Сатир, — после долгой и неловкой паузы согласился он.

Но на душе у него стало еще неспокойнее, чем раньше. Он и сам не знал почему. Эта Ювентина, эти смирные и до тошноты вежливые гладиаторы… Уж лучше бы вместо них явился буйный и наглый Пацидейан с целой шайкой таких же, как и он сам!..

Сатир тенью ходил за Эсхрионом до тех пор, пока оба они не вернулись в дом. Управитель сразу поспешил укрыться в своей комнате.

Гладиаторы уже не спали. Немного подремав, они присоединились к Мемнону, который по-прежнему сидел за столом.

После треволнений минувшей ночи никому из гладиаторов не спалось.

Гирнефо и Автоноя хлопотали возле очага, занятые приготовлением обеда.

Появление Сатира со щитом в руке вызвало среди гладиаторов оживление.

— Вот! — сказал тарентинец, бросив щит на стол. — Я предлагаю всем обзавестись такими же. В кузнице я нашел много всякого оружия, но вот щиты более всего пришлись мне по душе. С ними мы удвоим свои силы. Как вы думаете? — обратился он к товарищам.

— Ты не только храбрый, но и самый мудрый среди нас! — с радостной улыбкой воскликнул галл Багиен, схватив щит и быстро надев его на руку. — С этим щитом я готов взять на себя трех стражников с Аврелием в придачу!

— Я еще подумал о том, — продолжал Сатир, — что нам не помешало бы и метательное оружие. Если врагов окажется слишком много, то прежде чем взяться за мечи, угостим их дротиками, чтобы им наши жизни обошлись подороже. Я предлагаю после обеда отправиться всем вместе в кузницу и помочь старому мастеру отковать для нас по одному железному наконечнику, после чего мы сами приладим к ним древки, вырубив их в лесу.

— Одно удовольствие иметь дело с такими храбрецами, как вы! — сказал Ириней, глядя на товарищей, к которым после недолгого общения с ними испытывал все большую симпатию.

— Послушай, милая, — обратился Мемнон к Гирнефо, поставившей в этот момент на стол большой горшок с дымящейся вареной полбой. — Я хочу спросить тебя о Ювентине… Как она себя чувствует?

— Она сильно продрогла по пути сюда и, кажется, захворала, — ответила молодая женщина.

Мемнон взглянул на нее с тревогой.

— Ты думаешь, болезнь ее серьезна?

— Акте дала ей выпить отвар из лекарственных трав, и она уснула, — сказала Гирнефо и добавила: — Юнона милостива, а Ювентина всегда отличалась крепким здоровьем. Думаю, все обойдется…

Между тем на столе, кроме горшка с вареной полбой (это была знаменитая маза [365]— традиционное кушанье жителей Лация), появились еще два блюда из обожженной глины — на одном из них были вкрутую сваренные яйца, на другом — жареная рыба.

Старик Тевпил поставил перед гладиаторами глиняный кувшин с подогретым вином.

— А что же хозяин с хозяйкой? — обратился к нему Сатир. — Разве они не присоединятся к нашей трапезе?

— Лучше бы вы их не беспокоили, — отвечал старик. — Жена виллика до смерти боится гладиаторов, с тех пор как они побывали здесь вместе с вашим управителем Пацидейаном. О, это были настоящие варвары, без стыда и без совести!

— Понятно, — усмехнулся Сатир.

Гладиаторы принялись за еду.

По римскому обычаю начали с яиц, запивая их кислым вином, приготовленным специально для рабов по рекомендации Катона из ополосок с добавлением небольшого количества виноградного сока и выжимок.

Потом наступил черед жареной рыбы, которую гладиаторам в школе не подавали даже по праздникам. Аврелий кормил их исключительно ячменем, как ему советовал школьный врач Осторий, прозванный в гладиаторской среде Живодером, так как основным его занятием было зашивание ран, полученных бойцами на арене. Осторий утверждал, что ячмень является наилучшим средством для наращивания мускулов в отличие, например, от бобов и полбы, которые, по его мнению, делали их вялыми, а не такими крепкими и сильными, как при питании одним ячменем.

Стряпня Гирнефо и Автонои гладиаторам очень понравилась.

Полбу, смешанную с тертым сыром и медом, они в один голос назвали настоящей амброзией. Поданный на стол яблочный пирог взялся нарезать добродушный германец Сигимер.

В конце застолья Сатир слил в одну чашу остаток вина и, совершив возлияние в честь греческих, галльских и германских богов, пустил ее по кругу.

Как только чаша дружбы обошла всех сидевших за столом, тарентинец напомнил, что пора идти в кузницу.

Плащи гладиаторов просохли. Все молча оделись, разобрали свое оружие и вышли из дома, прихватив с собой по яблоку, чтобы на ходу закончить трапезу.

Уже возле кузницы их догнал Тевпил и спросил:

— Кто из вас Мемнон?

— Я, — ответил александриец.