Роуз Тремейн - Реставрация

В течение последующих семнадцати часов я наблюдал за Лу-Лу. Послал за спиртом и обработал спину животного: после банок она покрылась фурункулами. Больше я ничего не делал, только поил его, а когда жар спал, дал псу несколько кусочков куропатки, предварительно разжевав. На следующий вечер, когда мне принесли цесарку, крем и редиску, я уже знал, что спаниель будет жить. И не ошибся. Через четыре дня я отнес его в покои короля и опустил на королевские колени, где он застыл в полном восторге и только махал хвостом.

5. Пятое начало — самое странное, самое неожиданное и самое важное. Без него не было бы этой истории.

Изложу его с надлежащей краткостью. (В отличие от Пирса, мне удается быстро дойти до сути, его же истории всегда так перегружены мрачными метафизическими отступлениями, что слушатели теряют нить рассказа чуть ли не с самого начала.) Итак…

Я ушел из Королевского колледжа и забрал свои вещи из квартиры на Ладгейт-Хилл. Во дворце мне предоставили две уютные комнаты, в них не было лишь одного — вида на реку, недоставало связанного с рекой гула людских голосов, живописных бродяг и переменчивого света. Вот краткий перечень моих обязанностей: «Ежедневный уход за восемнадцатью королевскими собаками, лечение их, проведение при надобности операций, то есть совершение всего возможного для продления их жизни». Мне полагалось вознаграждение — сто ливров в год, и если к ним присовокупить двести тридцать семь ливров, оставленных родителями и, к счастью, уцелевших в сыром подвале, то этого вполне могло хватить в обозримом будущем на хорошее вино, туфли на высоких каблуках, шелковые камзолы, брюссельские кружева и дорогие парики. Короче говоря, мне страшно повезло. («Ты этого не заслуживаешь, Меривел», — заметил Пирс; сам же он по-прежнему выбивался из сил, продолжая лечить нищих в больнице Св. Варфоломея и — премерзкое занятие — обихаживая сумасшедших в Бедламе. [9] Сумасшедший дом в Лондоне. )

Свое назначение я отпраздновал, встретившись и напившись с миссис Пьерпойнт в таверне «Нога», после чего трахнул ее в грязной канаве на Хэмпстед-Филдс. Узнав о моих успехах, она имела смелость спросить, не могу ли я теперь, попав в услужение к королю, найти и для неотесанного мистера Пьерпойнта, простого паромщика, тепленькое местечко при дворе. Тогда я и усвоил урок, который с тех пор не забываю: за наделенными властью людьми, которым сопутствует успех, тянется длинный шлейф разного рода просителей и прихлебателей, их громкие голоса и лица вторгаются в личную жизнь, преследуют в снах, однако от них можно получать самые разные, в том числе и весьма приятные вознаграждения.

Год при дворе прошел в развлечениях и не без пользы. Мне скоро стало ясно, что я по своей природе создан для придворной жизни. Моя любовь к сплетням и веселью, склонность к обжорству, щегольство, умение по заказу пердеть — все это привело к тому, что я стал одним из самых популярных людей в Уайтхолле. Без меня редко проходила партия в криббидж или рамми, [10] Карточные игры. меня приглашали почти на все музыкальные и танцевальные вечера. Женщины находили меня забавным и дружно позволяли щекотать не только свое воображение, но и сладостные, таящие наслаждение местечки, так что я редко спал один. И — что самое замечательное — король с самого начала был со мной чрезвычайно приветлив; его расположение, как он утверждал, проистекало не только из благодарности за выздоровление Лу-Лу: никто не мог его рассмешить так, как я. Я стал кем-то вроде королевского шута. Когда я заставлял его от смеха держаться за живот, он делал мне знак подойти, брал тонкими пальцами мой приплюснутый нос, притягивал к себе и нежно целовал в губы.

Довольно скоро я убедился, что король активно ищет моего общества, что меня несколько озадачило. Он показал мне свои сады и теннисный корт и даже стал тренировать меня. Я оказался более способным и ловким учеником, чем можно было ожидать. Король делал мне подарки: великолепные французские часы из той коллекции, которую я видел в злосчастный день нашего знакомства, набор столовых салфеток в полоску, таких больших, что костюм под ними скрадывался, — это придавало мне дурацкий вид, и все за столом покатывались со смеху. Он настоял, чтоб я назвал свою собаку, нежную девочку-спаниельку, Минеттой — именем его любимой сестры.

Нельзя сказать, что я не был счастлив. Моего незаконченного медицинского образования вполне хватало, чтобы поддерживать собак в хорошей форме, тем более что питались они мясом и молоком, спали в тепле. Что же касается удобств, развлечений и женского общества, я имел все, что только может пожелать мужчина. Я понемногу толстел и становился все ленивее, но такое происходило со многими придворными, не обладавшими неукротимой энергией и любознательностью короля Карла. Когда Пирс приехал навестить меня, его лицо побледнело и помрачнело при виде такой, почти языческой, роскоши. «Болезнь нашего века — страшная моральная слепота», — сказал он с каменным лицом.

А потом…

Одним апрельским утром король послал за мной.

— Меривел, — сказал он, — я хочу, чтобы ты женился.

— Женился, сир?

— Да.

— Но я не думал о женитьбе, сир…

— Знаю. Я и не прошу тебя думать. Я прошу тебя жениться и тем услужить мне.

— Но…

— Разве я не оказывал тебе множество милостей, Меривел?

— Да, сир.

— Voilà. [11] Ну вот! (фр.) Значит, и ты можешь хоть раз отплатить мне добром. Впрочем, будет и вознаграждение. Я собираюсь наградить тебя орденом Подвязки, тогда вы с женой получите титул, пусть и скромный. И еще небольшое, но очень миленькое поместье в Норфолке, конфискованное у отпетого врага монархии. Так что, сэр Роберт, исполните свой долг — без колебаний и не торгуясь.

Я преклонил колено. Мы находились в королевской опочивальне, из соседнего кабинета доносилось нестройное тиканье и звон многочисленных часов — в унисон моим собственным спутанным мыслям.

— Так что скажешь? — спросил король.

Я поднял на него глаза. Королевское лицо милостиво улыбалось мне. Королевские пальцы поглаживали темно-каштановые усы.

— Кто?… — заикаясь произнес я.

Король откинулся в кресле и положил ногу на ногу.

— Ах да. Ну конечно же, Селия Клеменс.

Колено, удерживающее вес моего тела, задрожало и подкосилось. Я рухнул боком на ковер. Послышался королевский смех.

— Это означает, что тебе — и, возможно, ей — придется пожить в Норфолке, и, следовательно, на какое-то время я лишусь удовольствия тебя видеть. Но я готов принести эту жертву.

Я предпринял попытку вернуться в первоначальное положение, однако левое колено вдруг онемело и не повиновалось, так что мне оставалось только валяться в ногах короля в позе эмбриона.