Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга первая

— Где же остальные люди вашего селения? — спросил я муллу Карима.

— Ай, кто где, — небрежно ответил он. — Кого аллах позвал в кущи рая, кто провалился в преисподнюю, а другие пока ходят по свету и неизвестно куда попадут: в рай или ад…

— Будьте откровеннее, господин мулла. Мы люди полка «Курдлеви», из Кучана. Мы не принесем вам ничего плохого, — говорю я ему по-фарсидски.

Неожиданно божья козявка оживляется.

— Я очень рад вас видеть, господа!..

— Что же все-таки тут произошло? — грубо спрашивает Аалам-хан.

— Разве вы никогда не слышали о здешних разбойниках? — вопросом на вопрос отвечает мулла. — Шестьдесят лет наше селение никто рукой не трогал, но вот нашелся вор и разбойник Ходоу. У курдов много воров, но такого никто и никогда еще не видел! Никого этот Ходоу не боится. Ни ханов, ни шаха, ни аллаха, ни самого шайтана!

— Какое же зло причинил Ходоу-сердар вашему дому и всему селению, уважаемый мулла Карим? — спросил я.

— Мой дом и село Ходоу-сердар не тронул. Но он обманул. Все люди села ушли за этим разбойником в горы, а свои семьи они перевезли в Джеристан. Меня самого тоже постигло горе: жена умерла, а сыновья ушли служить в войско Фараджолла-хана, в Ширван. Теперь я здесь один…

Старик тяжело вздохнул, пошевелил губами. Я испугался, как бы он не заговорил опять, ну его к чертям с его разговорами.

— Спасибо, почтенный мулла Карим, за угощение! Какой дорогой вы посоветуете нам ехать в сторону Шамхала?

— Вон там, — показал он рукой на вершину горы, — там путь должен быть чистым от разбойников. А по западному ущелью ехать не советую. Там недавно разбойники уничтожили целый отряд жандармов.

Аалам-хан достал бинокль, стал рассматривать вершину. Подумав, он решил поступить так, как посоветовал ему мулла Карим.

Мы поднялись на плоскогорье, и сразу наши лошади окунулись по самое брюхо в заросли кустарника, с широкими листьями и тугими ветвями. Стадо диких коз, заслышав топот коней, шарахнулось в сторону и помчалось прочь.

— Алла! — радостно воскликнул Аббас. — Вот это место. — Он осадил коня и тотчас спрыгнул с седла. — Вот бы поохотиться, Гусейнкули!

— Как вам нравится это местечко, господин Аалам-хан? — с подходцем спрашиваю индуса.

— Давайте отдыхать, — сразу же соглашается он. — Ничего, если немножко нарушим приказ Кагеля.

Я поскакал вперед и, остановив эскадрон, крикнул:

— Есть охотники?

Из строя сразу же выехало человек десять, на скаку снимая с себя винтовки.

— Вот вы трое… Покажите-ка свою хватку! — показал я на тех, что вырвались из строя первыми. — Мы будем ждать здесь.

Ловкачи рванулись с места и помчались наперерез архарам. Через несколько минут далеко-далеко прогремели первые выстрели охотников. Затем еще и еще…

Мы сидели с Аалам-ханом в густой зеленой трапе, он рассказывал о себе, о своей родине. Вернулись охотники, и не с пустыми руками. Индус прервал разговор и распорядился сделать шашлык. За приготовление шашлыка, с видом фокусника или хирурга, взялся Аббас. Он всегда хвастался умением готовить это лакомое блюдо. Задымило сразу несколько костров. Не прошло и полчаса, как ветер разнес по всему плоскогорью и долине пьянящий шашлычный запах. А еще через час на месте стоянки остались козлиные шкуры да обглоданные косточки…

Плоскогорье тянется долго и надоедливо, травы стали ниже, беднее. Сверху горячо припекает солнце, по спине скатывается пот. Все крепились, готовясь к чему-то неожиданному и неминуемо трагическому.

Вскоре ниже пас на склоне завиднелись два больших арчовых дерева, растущих близко друг к другу. Ветви их соприкасались, и можно было подумать, что это, обнявшись, стоят влюбленные. Аббас объясняет:

— Это не чудо природы, а божественное явление! Здесь похоронены Лейли и Меджнун. Легенда рассказывает… на другой день после похорон люди пришли навестить могилы влюбленных и увидели возле могилы вот эти два дерева. Меджнун — правое дерево, а левое — Лейли…

Мысленно мы поклонились жертвам неумолимой судьбы.

Километра через три вновь деревья. Между ними небольшой водоем. Такое привольное, райское местечко в Курдистане называется «бендарик». Здесь собираются девушки-курдянки, поют свои чудесные песни. В то же время они чем-нибудь занимаются: кто вяжет, кто вышивает. Кроме девушек в «бендарик» никто не приходит. Накажи аллах, если забредет сюда случайно парень — озорные девушки замучают гостя песнями-вопросами, на которые надо непременно отвечать тоже песнями. Если парень отказывается от этого условия, то не миновать ему беды. Покидает он «бендарик» в порванной одежде, исцарапанным и посрамленным…

Приблизившись к небольшому, очаровательному оазису, мы услышали песню. Только невеселой была эта песня: тягучая, заунывная. Вскоре она оборвалась. Девушки, увидев нас, замолчали. Я первым пробрался сквозь чащобу кустов и деревьев.

— Эй, красавицы! Чего испугались? Мы свои, мы — курды. Пойте, мы послушаем.

Девушки успокоились. Снова принялись за дело, но петь больше не стали. Аббас, будто они обидели лично его, строго сказал:

— Что же так? Или вы думаете, что если мы солдаты, то забыли курдские традиции? Может, думаете, мы не найдем ответную песню? Спойте, мы так давно не слышали милых курдянок!

— Мы не артистки, чтобы увеселять вас! — грубоватым голосом ответила одна из девушек.

— Что ж, тогда спою я!..

— От твоей песни козы будут смеяться! — сказала другая, и все заулыбались.

— Спой, красавица, — ласково попросил Аббас. — Над тобой-то козы смеяться не станут!

Решительная и привлекательная курдянка запела звонким голосом, но опять не было радости в этой песне. Слова были мрачные, от них у меня сжалось сердце.

Ни мотив, ни содержание ничем не напоминали тех песен, какие в доброе время украшают «бендарик». И девушки глядели не так, как обычно смотрят они на гостей, исполняя песни. В глазах печаль, у некоторых проступали слезы, но в то же время и в песне, и в напряженных взглядах, и в порывистых движениях девушек был вызов. Вот, мол, слушайте! Этой песни вы никогда не слышали и никогда не ответите на нее.

Мы слушали. Курды приосанились, гордо смотрели на девушек: именно такими и должны быть настоящие курдянки! Они никогда не склонялись перед своими и чужими насильниками. Сейчас, принимая нас за английских слуг, они надсмеивались над нами. Ну, что ж, смейтесь. Ваша насмешка — наша радость!

Мы покинули их в недоумении. И едва отъехали от зеленого островка «бендарик», как услышали веселую хоровую песню.