Валентин Ежов - Кровавая фиеста молодого американца

И вновь огненное кольцо поднимается вверх…

И так несколько раз.

Растерянный Джек стоял у подножия горы и не знал, что ему делать.

Тут он услышал негромко произнесенное:

— Вива Вилья!.. — это тихо прокричали солдаты. Рядом с Джеком оказался Вилья. В одной руке он держал динамитную бомбу с запалом. В другой руке — сигарету, которая нужна была, чтобы поджечь запал. Вилья, смеясь, сказал Джеку:

— Это единственный случай, когда я курю сигарету, курносый.

— Дайте и мне бомбу, — сказал Джек. — Я пойду вместе с вами.

— Зачем? — спросил Вилья, а затем, пристально посмотрев на Джека, добавил. — А в общем, иди!.. Это не самая плохая смерть.

Джек, держа в одной руке бомбу, а в другой сигарету, бросился за Вильей, который перебрался через канал и затем, нырнув в кустарник, побежал к высоте: Все бежали за Вильей и, запалив шнуры бомб, вдруг бросили их по направлению к первой линии траншей.

Раздались взрывы. Вспышки их ослепили Джека.

К утру бой закончился. Быстро наступил рассвет.

Измученный Вилья говорил Джону Риду:

— Какие мы, мексиканцы, храбрые, — он показал на семь ^четких валов из убитых солдат, обозначенных на склоне горы. — Гляди, курносый, как мы убиваем друг друга.

Вскоре под горой, по всей равнине начали зажигаться высокие погребальные костры. К ним свозили убитых… Столбы черного дыма вставали над равниной, уходили ввысь к, яркому синему небу.

Вилья посмотрел на Джека и как-то грустно улыбнулся:

— Поедем со мной. Сегодня мы будем хоронить Авраама Гонсалеса, моего друга, губернатора. Он был убит бомбой год назад. От него мало что осталось. — Вилья помолчал. — А потом меня будут награждать мои артиллеристы. Пора уже что-нибудь повесить на грудь. Все-таки я генерал, а у меня нет ни одного креста.

По узким улицам города Чиуауа двигался катафалк. Десять тысяч человек в невыносимой Духоте и пыли двигались за ним. Вилье был дан автомобиль, но он сердито отказался сесть в него и брел сквозь пыль, потупив глаза. Он шел за катафалком, глядя в землю и не обращая ни на кого внимания.

Вечером в «Театре Героев» состоялась «веллада» — торжественная церемония, выражающая самобытный мексиканский обычай при похоронах значительных лиц, во время национальных праздников и в честь годовщины вступления на пост президента.

Кольцо лож блистало парадными мундирами офицеров, а выше все пять балконов были забиты оборванными солдатами Вильи.

Вилья сидел в левой литерной ложе и руководил всей процедурой позваниванием колокольчика.

Сцена была великолепна в своей оригинальности: черные траурные полотнища, огромные букеты искусственных цветов, раскрашенные фотографии президента Мадеро и самого убитого губернатора, а также красные, белые, зеленые электрические лампы.

И где-то внизу, подо всем этим, стоял маленький черный ящик, в котором покоились останки Авраама Гонсалеса.

«Веллада» неторопливо и утомительно шла около двух часов. Местные ораторы декламировали приличные случаю пышные кастильские фразы. Кто-то играл на рояле; потом следовала патриотическая песня, исполняемая писклявым хором школьниц-индианок… Потом соло из «Трубадура» в исполнении жены местного чиновника.

Вилья сидел, устремив взгляд на черный гроб, не шевелясь и не произнеся ни слова. Время от времени он машинально звонил в колокольчик, но в конце концов вдруг не выдержал. Когда какой-то тучный мексиканец огромного роста исполнял на рояле «Ларго» Генделя, Вилья вдруг вскочил, перекинул ноги через барьер ложи, прыгнул на сцену, опустился на колени и поднял небольшой ящик-гроб. Музыка смолкла. Театр онемел. Нежно, словно мать ребенка, обнимая черный гроб, не глядя ни на кого, Вилья опустился по ступенькам в проход Театра.

Все зрители, как по уговору, встали.

А когда Вилья вышел на площадь, безмолвно последовали за ним. Стуча волочившейся по земле саблей, он прошел «между шеренгами ожидавших снаружи солдат и направился к губернаторскому дворцу, где и поставил гроб на приготовленный для него усыпанный цветами стол в приемном зале. Свечи бросали слабый свет на стол, освещая лишь небольшой круг. Двери были забиты безмолвной толпой.

Вилья отстегнул саблю и швырнул ее в угол. Она с лязгом упала на пол.

Вилья взял со стола винтовку и, отыскав глазами Джека, позвал его к себе. Джек подошел.

— Слушаю вас, мой генерал.

Вилья взял еще одну винтовку, протянул Джеку.

— Ты хорошо воевал, курносый. Вставай рядом!

Четыре человека стояли около гроба в почетном карауле: Вилья, Джек, Гино Терека и Чава Гонсалес со своими ногами, все еще замотанными в бинты.

Артиллерийский корпус армии Вильи по договоренности с губернатором решил вручить своему вождю Золотую медаль за героизм на поле сражения.

В приемном зале губернаторского Дворца, украшенном огромными люстрами, тяжелыми малиновыми портьерами и кричащими американскими обоями, стоял губернаторский трон. Это позолоченное кресло с подлокотниками наподобие львиных лап стояло на возвышении под малиновым бархатным балдахином, увенчанным деревянной позолоченной короной.

Артиллерийские офицеры в щегольских голубых мундирах, которые были отделаны черным бархатом, с блестящими новенькими шпагами на боку и оплетенными золотым галуном шляпами под мышкой, выстроились в одном конце зала. От дверей этого зала вниз по парадной лестнице, во всю длину огромного внутреннего двора и за воротами этого двора протянулась двойная шеренга солдат, державших винтовки на караул. Четыре оркестра, сведенные в один, клином вдавались в толпу.

Рев возник где-то в задних рядах толпы, прокатился…

— Он идет!.. Вива Вилья!

— Вилья!

— Вилья!

— Вилья!

Оркестр грянул национальный гимн Мексики.

Показался Вилья. Он шел пешком.

Одет он был в старый простой мундир цвета хаки, у которого не хватало нескольких пуговиц. Он давно не брился, шляпы на нем не было, и нечесаные волосы стояли копной. Он шел косолапой походкой, сутулясь, засунув руки в карманы брюк. Он был немного смущен и от этого, широко ухмыляясь, то и дело кивал какому-нибудь из знакомых ему солдат или офицеров, стоящих в рядах.

У лестницы его встретил губернатор.

Оркестр совсем обезумел.

А когда Вилья вошел в приемный зал, то вся огромная толпа на площади обнажила головы, а блестящее собрание офицеров вытянулось в струнку.

Вилья минуту колебался, растерянно покручивая ус, а затем направился к трону, покачал его за подлокотник, чтобы проверить — прочно ли он стоит — и сел.

Начальник артиллерии торжественно произнес:

— Армия вас обожает! Мы пойдем за вами, куда бы вы нас ни повели. Вы можете стать в Мексике кем пожелаете!

Вилья сидел, сгорбившись, на троне, его маленькие, хитрые глазки внимательно оглядывали зал. Показалось, что он даже зевнул.