Мика Валтари - Тайна царствия

Тогда она заговорила тем же презрительным тоном, что и Жанна.

– Ученики все еще ждут, что он построит царство Израиля. Для меня же он – свет для всего мира. Если ты веришь в то, что он – Христос, то почему он должен тебя отвергать? Его царство – это вечная жизнь, а не земля, по которой мы ходим!

От этих слов сердце дрогнуло у меня в груди.

– А что такое вечная жизнь? – спросил я.

Магдалина покачала головой.

– Я не в состоянии тебе это объяснить, – ответила она, – Думаю, это известно лишь ему одному. Когда он был с нами, то ничего об этом не рассказывал, а лишь объяснял, как человек должен жить, чтобы быть достойным войти в его царство. Я не настолько смиренна и невинна, чтобы надеяться на вечную жизнь; мне лишь известно, что она в нем и вместе с ним, и этого мне достаточно.

Прежде чем продолжить разговор, я немного подумал.

– И как же мне следует жить? – спросил я. – Разве смирения и кротости для этого достаточно?

– Люби своего ближнего, как самого себя, – в задумчивости ответила Мария – Поступай с другими так, как тебе хочется, чтобы они поступали с тобой.

Неожиданно она закрыла лицо руками и расплакалась.

– Как я, предавшая его учение, могу научить тебя? Когда он был среди нас, мы все были как сестры и братья, однако, как только он нас покинул, мне хватило нескольких дней, чтобы начать ненавидеть своих братьев и сестер. Возможно, это он прислал тебя ко мне, чтобы показать насколько я зла и ничтожна.

Она быстро склонилась и приложила руку к моей заживающей ране.

– Помилуй эту грешницу, Иисус Христос, Сын Божий! – вслух взмолилась она – Если ты смилостивился надо мной, пусть эта нога заживет так, словно на ней никогда ничего не было!

Она подняла глаза, убрала руку и, сдерживая дыхание, заглянула мне в лицо.

– Пусть это будет знаком его согласия: отставь трость и пройдись!

Я поднялся и, отставив в сторону трость, сделал несколько шагов. Хромота покинула меня, не ощущалось никакой боли! Пораженный, я опять сел на прежнее место.

– Это знак, который ты хотела получить! – воскликнул я. – Однако я и так верю в него и не нуждаюсь ни в каких знамениях! По правде говоря, в том месте, где греческий врач сделал надрез скальпелем, моя нога уже зажила и затянулась новой кожей, так что я хромал лишь по привычке, потому что врач неоднократно настаивал на том, чтобы я ходил с большой осторожностью.

Тогда Магдалина подняла мою трость и спросила с улыбкой на губах:

– Может, мне отказаться от своей прежней молитвы и попросить его, чтобы ты опять захромал?

– Думаю, что тебе удалось бы сделать меня калекой до конца моих дней, если бы ты обратилась к нему с подобной просьбой!

Мария в ужасе осмотрелась вокруг, словно застигнутая врасплох за совершением какого-то скверного поступка.

– Нет, нет! Если взывать к его имени с целью навредить кому-то, можно навредить лишь самому себе. Его именем можно лишь благословлять, а проклинать – никогда!

От появившейся улыбки она вся изменилась и, глядя на что-то, чего я не мог видеть, погрузившись в собственные мысли, принялась сгибать трость в руках. На моих, полных удивления глазах вырезанная из дуба трость слегка согнулась, словно стебель камыша. Я стоял как зачарованный, не веря собственным глазам, пока она, почувствовав на себе мой взгляд, не очнулась и в свою очередь не посмотрела на меня.

– Что случилось? – спросила она, перестав сгибать трость.

Машинально я взмахнул руками, словно желая ее о чем-то предупредить, а мои губы сами произнесли:

– Согни снова эту трость.

Мария попыталась это сделать, но несмотря на всю прикладываемую силу, трость ни капельки не поддалась. Тогда я тоже схватил ее: это была крепкая, негнущаяся трость, на которую я прежде опирался всем весом своего тела. Погрузившись в собственные мысли, Мария даже не обратила внимание на то, что делали ее руки. Я ничего не сказал, но в голове у меня промелькнула мысль: вероятно, это был поданный назаретянином знак, потому что я усомнился в том, что нога зажила при его помощи. Не знаю, почему так случилось, ведь я, действительно, не нуждался ни в каких знамениях. В мою душу опять вселилась надежда.

Мне даже в голову не пришло, что дерево могло быть согнуто с помощью какого-то колдовства, и я не испытал никакого помутнения разума, как это бывает, когда колдун принимается за свое дело; наоборот, мой разум был совершенно ясен и чист, чувствовал я себя при этом превосходно.

– О Мария, какая ты счастливая женщина! – воскликнул я – Отвергни всякие сомнения: он по-прежнему остался твоим Господом, и когда ты взываешь к нему, он приходит, даже если ты его при этом не видишь. Ты действительно благословенна.

Выходя из дома, мы оба ощущали новый прилив надежды. Магдалина показала мне свой сад и голубятни, рассказала о том, как ловят птиц в долине, и о том, что, будучи еще ребенком, сама взбиралась на высокие кручи, не испытывая ни страха, ни головокружения перед бездонными пропастями.

Мы вошли в ее жилые комнаты, в которых было полным-полно дорогой мебели и пышных ковров, и она рассказала, что со времени своего избавления от демонов, разбила все греческие вазы и скульптуры, потому что закон Израиля воспрещает изображать людей или животных. Затем она перешла к рассказу о том, как Иисус, часто пребывая в размышлениях, брал в руки ветку и принимался что-то рисовать на земле, однако сразу же после этого стирал свои рисунки ногой, и ни ей, ни кому-нибудь другому не удавалось их увидеть. Пока мы осматривали ее просторное жилье, она рассказывала другие забавные истории о назаретянине. Затем приказала слугам накрыть стол, однако отказалась сесть рядом со мной.

– Позволь мне следовать обычаям моей страны и прислуживать тебе за трапезой, – сказала она.

Потом она позвала на помощь Марию из Беерота и приказала ей слить мне на руки воду для омовения, показывая, как следует прислуживать за столом. Она сама налила мне нежного галилейского вина, которое ударяет в голову со скоростью налетевшего ветра. После нескольких соленых и сладких блюд, она подала на стол жареную рыбу, а затем – голубей, приправленных розмариновым соусом, и мне показалось, что никогда в жизни мне еще не приходилось есть чего-то более вкусного.

Когда я наелся, Мария села на корточки у моих ног и, пригласив другую Марию последовать ее примеру, принялась есть сама. Ее лицо освещала прекрасная улыбка, взгляд был умиротворенным. Сквозь пелену опьянения мне казалось, что она была самой красивой и привлекательной в своем краю женщиной. Похоже, Марию из Беерота тоже пленило ее очарование, и она осмелилась заметить:

– О Мария Магдалина, когда ты так улыбаешься, я действительно начинаю верить в то, что сюда приезжают мужчины из Дамаска и Александрии, жаждущие взглянуть на тебя, и что ты построила этот красивый дом и купила превосходную мебель на их деньги. Научи меня, как добиться того, чтобы получать от мужчин столь великолепные подарки?