Колин Маккалоу - Антоний и Клеопатра

— Никто не может сказать? О, перестань, Цезарь! Это ты не можешь сказать! Я не слепая. Ты хочешь, чтобы Антоний выглядел предателем, — это выгодно для тебя, но не для меня.

— Если тебе так легче, верь в это, но это не так.

— Я остаюсь при своем мнении, — вот все, что она сказала.

Октавиан ушел от нее, не чувствуя ни удивления, ни раздражения. Он знал ее так, как только может знать младший брат с разницей в четыре года, ходивший за старшей сестрой словно привязанный, свидетель высказанных вслух мыслей, девичьих разговоров с подружками, подростковых увлечений, влюбленностей. Она была влюблена в Антония задолго до того, как стала достаточно взрослой, чтобы любить его как женщина. Когда Марцелл попросил ее руки, она безропотно покорилась судьбе, потому что знала свой долг и даже не мечтала о браке с Антонием. Он был настолько в руках Фульвии, что восемнадцатилетняя Октавия оставила всякую надежду, если таковая у нее и была.

— Она не переедет сюда? — спросила Ливия Друзилла, когда он вернулся.

— Нет.

Ливия Друзилла прищелкнула языком.

— Жаль!

Октавиан засмеялся, нежно провел рукой по ее щеке.

— Какая чушь! Ведь ты очень рада. Ты не любишь детей, жена, и хорошо знаешь, что эти избалованные, непослушные дети стали бы бегать здесь повсюду, сколько бы мы их ни сдерживали.

Она захихикала.

— Увы! Совершенно верно! Хотя, Цезарь, это не я ненормальная, а Октавия. Дети — это замечательно, и я была бы рада забеременеть. Но Октавия переплюнет даже кошку. Я удивляюсь, что она согласилась поехать в Афины без детей.

— Она поехала без них, потому что, если продолжить кошачью тему, она знает, что Антоний — кот и относится к детям так, как к ним относишься ты. Бедная Октавия!

— Жалей ее, Цезарь, я не против, но не забывай о том, что лучше пусть у нее переболит сейчас, чем позже.

Пока Публий Канидий и его семь легионов успешно воевали в Армении, Антоний оставался в Сирии, якобы для того, чтобы наблюдать за войной против Секста Помпея в провинции Азия и собрать большую армию для своей следующей кампании в Парфянскую Мидию. Всего лишь предлог; целый год он медленно, болезненно выходил из запоя. Пока дядя Планк управлял Сирией, племянник Титий заменил Антония и повел армию в Эфес, чтобы помочь Фурнию, Агенобарбу и Аминте Галатийскому справиться с Секстом Помпеем. Это Титий загнал его в угол во фригийском Мидее, и это Титий сопроводил его к азиатскому берегу в Милете. Там по приказу Тития он был убит, о чем Антоний громко сожалел. Он обвинил дядю Планка в том, что тот поручил это Титию, но дядя Планк настаивал, что от Антония поступил секретный приказ. Антоний рычал, что это не так!

Чья в том вина, узнать было невозможно, но Антоний определенно извлек выгоду из этой короткой войны. Он наследовал три хороших легиона из ветеранов, набранных Секстом, и двух великолепных римлян-адмиралов в лице Децима Туруллия и Кассия Пармского, последних оставшихся в живых убийц бога Юлия. После того как они предложили Антонию свои услуги и Антоний принял их, Октавиан своим мелким почерком написал Антонию почти истеричное письмо.

Одного этого достаточно, Антоний, чтобы доказать мне, что ты участвовал в заговоре с целью убить моего божественного отца. Из всех позорных, предательских, отвратительных поступков за всю твою ужасную карьеру это худший. Зная, что эти два человека убийцы, ты взял их себе на службу, вместо того чтобы публично казнить их. Ты не заслуживаешь занимать пост римского магистрата даже самого низкого ранга. Ты не мой коллега, ты — мой враг и враг всех честных, приличных римлян. Ты за это заплатишь, Антоний, я клянусь богом Юлием. Ты за это заплатишь.

— Ты участвовал в заговоре? — требовательно спросила Клеопатра.

Антоний сделал вид, что обижен.

— Разумеется, не участвовал! Юпитер, со смерти Цезаря прошло десять лет! Спроси меня, что я предпочел бы: двух мертвых убийц или двух живых римских адмиралов? Здесь и гадать нечего.

— Да, я понимаю твою логику. И все же…

— И все же что?

— Я не знаю, верить ли мне в то, что ты не участвовал в убийстве Цезаря.

— А мне наплевать, веришь ты или не веришь! Почему ты не уедешь домой, в Александрию, и сама не поуправляешь страной для разнообразия? Тогда я смогу спокойно заняться планами моей войны.

Клеопатра поступила так, как предложил Антоний. Через неделю «Филопатор» отплыл в Александрию с фараоном на борту. Ее отъезд свидетельствовал об уверенности, что он наконец совсем оправился от запоя и что не только его тело, но и ум стали прежними. Он действительно был необыкновенным! Любой другой человек его возраста не смог бы избавиться от следов попоек, но только не Марк Антоний! Как всегда, бодрый, определенно готовый к проведению своей нелепой кампании. Но на этот раз он не пойдет к Фрааспе, это точно. В отсутствие Канидия, который мог бы поддержать Клеопатру, ей было тяжело, но она продолжала в течение нескольких месяцев усердно работать над Антонием, направляя его амбиции в другую сторону. Конечно, она ни словом, ни взглядом не дала понять, что он должен смотреть на запад, на Рим. Вместо этого она напирала на то, что Октавиан обязан прийти на восток после победы над Секстом Помпеем, чья казнь была ее идеей. Жирная взятка Луцию Мунацию Планку, еще одна сыну его сестры Титию — и дело сделано.

Теперь, когда Лепид отправлен в отставку, а Секст Помпей ушел навсегда, говорила она, никто уже не помешает Октавиану править миром, кроме Марка Антония. Оказалось нетрудно убедить Антония, что Октавиан хочет править миром, особенно после того как она нашла неожиданного союзника. Словно его нос имел способность чувствовать свободное пространство вокруг Антония, Квинт Деллий появился в Антиохии, чтобы занять место, освобожденное Гаем Фонтеем, и полить грязью Фонтея, который, по его заверениям, стал рабом Октавии, влюбленным, над которым все смеются. Поскольку у Деллия совершенно отсутствовали целостность и убедительность Фонтея, Деллий не мог полностью заменить его. Однако его можно было купить, а если римский аристократ хоть раз продавал свои услуги, он оставался купленным. Очевидно, это было делом чести, даже если эта честь мишурная. Клеопатра купила его.

Она поручила Деллию выполнять обязанности Фонтея. Он снова стал послом Антония. Дело Вентидия и Самосаты испарилось из головы Антония. Больше оно уже не казалось ему таким преступлением. Кроме того, Антоний скучал по мужской компании Фонтея, поэтому он ухватился за Деллия. Если бы Агенобарб был в Сирии, все пошло бы по-другому, но Агенобарб был занят в Вифинии. Ничто не стояло на пути Деллия. И на пути Клеопатры.

В настоящий момент Деллий был занят выполнение задания, которое ему дала Клеопатра. Они вдвоем легко убедили Антония, что это очень ответственное задание. Он должен был как посланец Антония появиться при дворе мидийского Артавазда и предложить союз между Римом и Мидией. Сама Мидия со столицей Фрааспа принадлежала царю парфян. Артавазд правил Атропатеной, северной частью Мидии, меньшей по размеру и с менее мягким климатом. Поскольку все ее границы, кроме границы с Арменией, были парфянские, Артавазд пребывал в метаниях: инстинкт самосохранения диктовал, что он не должен делать ничего такого, что оскорбило бы царя парфян, в то время как амбиции заставляли его смотреть голодными глазами на саму Мидию. Когда началась неудачная кампания Антония, он и его армянский тезка были убеждены, что никто не сможет побить Рим, но к тому времени, как Антоний вышел из Артаксаты в тот ужасный поход, оба Артавазда придерживались уже другого мнения.