Колин Маккалоу - Антоний и Клеопатра

— Уборные и ванны — по тому коридору, — сказала экономка, ибо это была экономка. — Ты не должна питаться вместе с весталками, еду и питье будут приносить тебе сюда. Старшая весталка говорит, что ты можешь гулять в их саду, но не тогда, когда они сами там гуляют. Мне велено спросить тебя, любишь ли ты читать.

— Да, очень люблю.

— Какие книги ты хочешь читать?

— Любые на латыни или греческом, одобренные святыми женщинами, — ответила хорошо вышколенная Ливия Друзилла.

— У тебя есть вопросы, госпожа?

— Только один: я должна делить с кем-то воду в ванне?

Прошли три рыночных интервала нереального покоя, в котором птичьими перьями падал снег. Понимая, что присутствие ее, беременной, против правил весталок, Ливия Друзилла не пыталась увидеть хозяек дома. Даже старшая весталка не приходила навестить ее. Ливия Друзилла проводила время в чтении, прогулках по саду и с удовольствием купалась в чистой, горячей воде. Весталки имели возможность радоваться лучшим удобствам, чем те, какие мог предложить дом Нерона. Сиденья в их уборных были из мрамора, ванны сделаны из египетского гранита, а еда оказалась очень вкусная. Ливия Друзилла обнаружила, что в их меню входит вино.

— Это Агенобарб, великий понтифик, отремонтировал атрий Весты шестьдесят лет назад, — объяснила экономка, — а потом великий понтифик Цезарь поставил обогрев во всех жилых помещениях, даже в помещениях архива. — Она прищелкнула языком. — Наше цокольное помещение было отдано под архив завещаний. Но великий понтифик Цезарь рассчитал, сколько надо отделить от него, чтобы сделать лучший в Риме гипокауст. Как нам его не хватает!

Спустя восемь дней после Нового года экономка принесла ей письмо. Развернув свиток и придавив края двумя порфировыми держателями, Ливия Друзилла принялась читать. Читать было легко, так как над первой буквой каждого нового слова стояла точка. Почему копиист Аттика не делал этого?

Приветствую тебя, Ливия Друзилла, любовь моей жизни. Эти слова говорят о том, что я, Цезарь, сын бога, не забыл тебя после нашей встречи во Фрегеллах. Потребовалось какое-то время, чтобы найти способ, как освободить тебя от Тиберия Клавдия Нерона без скандала и ненависти. Я велел моему вольноотпущеннику Гелену читать последнюю Книгу Сивиллы, пока он не найдет стих, который можно применить к Нерону и к тебе. Но этого было недостаточно, ему надо было еще найти стих, который можно было бы применить к тебе и ко мне, а это оказалось труднее. Он отличный человек — я так рад был вернуть его себе после его годичного пребывания у Секста Помпея. Он действительно намного лучший грамотей, чем адмирал или генерал. Я так счастлив, обретя возможность писать тебе это, что чувствую себя Икаром, взмывающим в небеса. Пожалуйста, моя Ливия Друзилла, не отвергай меня! Разочарование убьет меня.

По сравнению с этим стихом твой и мой стих — это розы Кампании.

Тебе это нравится? Когда я их прочитал, мне понравилось. Гелен очень умный, настоящий эксперт по рукописям. Я поднял его статус до старшего секретаря.

В семнадцатый день месяца января мы с тобой поженимся. Когда я принес эти два стиха в коллегию Пятнадцати — я один из них, — они согласились, что моя интерпретация правильная. Все помехи и препятствия были отметены, и был принят lex curiata, санкционирующий твой развод с Нероном.

Старшая весталка Аппулея — моя родственница, она согласилась приютить тебя, пока мы не сможем пожениться. Я пообещал, что, как только Рим встанет на ноги, я поселю весталок в их собственный дом, отдельно от великого понтифика. Я люблю тебя.

Ливия Друзилла сняла держатели — свиток снова свернулся, — затем встала и проскользнула в дверь. Каменная лестница, ведущая в цокольный этаж, была недалеко. Ливия Друзилла побежала к ней по коридору и спустилась вниз, прежде чем кто-либо ее увидел. В атрии весталок все слуги были свободными женщинами, включая тех, кто колол дрова и клал их в печи, чтобы дрова превратились в угли. Да, ей повезло! Печи были загружены дровами, но еще не наступило время класть раскаленные угли в гипокауст для обогрева верхнего этажа. Как тень, Ливия Друзилла подошла к ближайшей печи и бросила свиток в огонь.

«Почему я это сделала? — спросила она себя, уже находясь в безопасности в своей комнате и стараясь справиться с дыханием. — О, хватит, Ливия Друзилла, ты же знаешь почему! Потому что он выбрал тебя, и никто никогда не должен заподозрить, что он доверил тебе тайну. Это дом женщин, и все, что здесь происходит, интересует всех. Они не посмели сломать его печать, но как только я отвернусь, они придут сюда и прочитают письмо.

Власть! Он даст мне власть! Он хочет меня, я ему нужна, он женится на мне! Вместе мы заново отстроим Рим! Книга Сивиллы говорит правду, кто бы ни написал стих. Если судить по этим двум стихам, тогда и тысячи других стихов должны быть очень глупыми. Но никто никогда не требовал, чтобы восторженный пророк был подобен Катуллу или Сапфо. Тренированный ум может мгновенно сочинить такую чепуху.

Сегодня ноны. Через двенадцать дней я буду женой Цезаря, сына бога. Куда уж выше. Поэтому я должна помогать ему, не щадя сил, ибо если падет он, паду и я».

В день ее свадьбы она наконец увидела старшую весталку Аппулею. Этой внушающей благоговение даме не было еще и двадцати пяти, но в общине весталок был такой порядок. Несколько женщин почти одновременно достигали «пенсионного» возраста в тридцать пять лет, оставляя молодых весталок своими преемницами. Аппулее предстояло быть старшей весталкой по меньшей мере еще лет десять, поэтому она тщательно старалась превратиться в подобие тирана. Ни одну симпатичную молодую весталку не смогут обвинить в непристойности, пока правит она! В противном случае наказание — быть заживо погребенной, имея только кувшин с водой и кусок хлеба. Но прошло уже много лет с тех пор, как эта мера была применена, ибо весталки ценили свой статус и мужчины для них были более чуждыми, чем полосатая африканская лошадь.

Ливия Друзилла подняла голову, потому что Аппулея оказалась очень высокой.

— Надеюсь, ты понимаешь, — с грозным видом сказала старшая весталка, — что мы, шесть весталок, подвергли Рим большой опасности, взяв в свой дом беременную женщину.

— Я понимаю это и благодарю вас.

— Не надо благодарить. Мы принесли жертвы, и все обошлось, но ни ради кого, кроме сына бога Юлия, мы не согласились бы принять тебя. То, что ты не принесла никакого вреда ни нам, ни Риму, — знак твоей чрезвычайной добродетели, но я успокоюсь только тогда, когда ты выйдешь замуж и уйдешь отсюда. Если бы сейчас в резиденции находился великий понтифик Лепид, он мог бы отказать тебе в нашей помощи, но Веста Очага говорит, что ты нужна Риму. Наши собственные книги говорят о том же. — Она протянула дурно пахнущую рубаху унылого светло-коричневого цвета. — Надень это сейчас. Маленькие весталки соткали эту одежду из шерсти, которую никогда не валяли и не красили.