Валентин Лавров - Катастрофа

Так в центре древней столицы кощунственно расположили гроб разверстый…

Впрочем, еще в декабре (!) 1923 года Сталин первым предложил Ленина (тогда живого) по его смерти сделать мумией.

Зиновьев прожектировал, как со временем вся Красная площадь превратится в «Ленинский городок» и долгие десятилетия сюда со всех концов света будет идти бесконечный поток людей, дабы поклониться покойному вождю.

Так и получилось. Более того: значки, картинки с портретами Ленина тиражировались миллионами и миллионами, борзые писатели сочиняли небылицы, в которых полностью вытравливался подлинный облик Ленина — с его достоинствами и человеческими слабостями и создавался сусально-приторный, в который верить было просто невозможно.

Проглядев гору литературы о Ленине (удручающую своим однообразием и беззастенчивым списыванием авторов друг у друга), я нашел единственное утверждение, идущее вразрез с иконописным обликом вождя.

Вот эти осторожные строки из брошюры видного большевика Пантелеймона Лепешинского, знавшего Ленина с 1898 года: «Владимир Ильич, если не ошибаюсь, не очень-то долюбливал маленьких детей, т. е. он всегда любил эту сумму загадочных потенциальных возможностей грядущего уклада человеческой жизни, но конкретные Митьки, Ваньки и Мишки не вызывали в нем положительной реакции. Мне кажется, если бы его привели в школу, где резвятся восьмилетние малыши, он не знал бы, что с ними делать, и стал бы искать жадными глазами свою шапку… у него не было ни малейшего аппетита на возню с двуногим «сопляком» (извиняюсь за не совсем изящное выражение)». ( «По соседству с Владимиром Илъичем», Государственное издательство. Ленинград, с. 22–23.)

Книга вышла в 1924 году. Позже такие крамольные строки цензура не пропускала.

Еще бы! Мы привыкли видеть вождей, любовно держащих на коленях детишек. (Кстати, Гитлер тоже уважал фотографироваться в окружении юных граждан своей страны.)

Повсюду появились портреты Ленина, бюсты и статуи, статуи— во всех городах на центральных площадях, в школах, детских домах, парикмахерских, булочных, в Елисеевском магазине Москвы и в больнице имени Кащенко, на вокзалах, в заплеванных сквериках и роскошных особняках партийных учреждений. Ленин в фарфоре, металле и гипсе, гипсе, гипсе.

Во всех городах, поселках и проселках главную магистраль неизменно называли улицей Ленина. Именем вождя нарекались шоссе, переулки, тупики и тысячи и тысячи колхозов и совхозов. Куда ни шагнешь, везде Ленин. Словно нарочно для того, чтобы вызвать психологическое пресыщение и отвращение.

«Ленинские уголки» с их дешевой и безвкусной атрибутикой появились по всей стране, цитирование «высказываний» Ленина стало необходимой принадлежностью всякой научной работы— будь она о повышении удойности коров симментальской породы или об эффективности подготовительных упражнений при обучении новичков технике бокса.

То-то повеселился бы Ильич, знай он об этом! Бедные подхалимы, несчастные политики.

Впрочем, и сам Ленин не так уж строг был к тем, кто раздувал ему кадило…

3

Кое-кто утверждает: культ личности Ленина начался после его смерти. Сам Ильич, дескать, пресекал…

Так, один крупнейший из советологов американец Роберт Такер, автор известного исследования «Сталин. Путь к власти. 1879–1928. История и личность», утверждает: «В последние годы жизни Ленина только его протесты сдерживали рост народного преклонения перед ним. Поэтому неудивительно, что возникновение культа Ленина совпало с периодом его болезни и кончины».

Об этом же пишет известный Лев Колодный.

Нет, не пресекал Ильич славословия в свой адрес. Даже задолго до болезни.

У меня в руках справочник «Указатель улиц, переулков и площадей города Москвы. Государственное издательство. Москва, 1921 год». Он дает понятие о положении дел на двадцатый год. И что же? На странице 33 узнаем, что уже в розовом периоде коммунистического царства в столице были улицы: Ленинская, Ленина, Ленинская площадь, Ленинская слобода… Можно добавить заставу Ильича, Ульяновскую улицу.

Уважим истину: Ленин был не хуже других, вместе с ним дорвавшихся до власти.

Его собратья по партии были еще более честолюбивы и еще более жадны. Коренные названия городов и улиц, площадей и переулков, фабрик, заводов, библиотек, больниц получали новые имена: Троцкого, Володарского, Урицкого, Бухарина, Зиновьева, Тухачевского, Калинина, Котовского, Ворошилова, Молотова— всех не перечтешь. Даже всякая мелкая шушера, вроде никому не известных «героев революции» — Кухмистерова, Баумана, Сапунова и прочих, увековечивалась «для истории».

Не было еще только «Сталина». Хотя по рангу мог бы, имел полное право. Почему не было? Может, потому, что Иосиф Виссарионович знал себе цену, был умнее и дальновидней Троцких и Зиновьевых.

По правде говоря, не Сталину принадлежит печальная честь называться «отцом массового террора», не он стал родоначальником советского культа «личности».

Когда Сталин говорил, что он — верный ленинец и продолжатель дела Владимира Ильича — это было истинной правдой.

Иосиф Виссарионович с успехом продолжал и творчески развивал кровавое дело Владимира Ильича.

1

«День моего рождения. 52. И уже не особенно сильно чувствую ужас этого. Стал привыкать, притупился» — это дневниковая запись Ивана Алексеевича. Он ее сделал 23 октября 1922 года 10 октября по старому стилю (22-го по новому) на Дворянской улице в Воронеже Людмила Александровна Бунина, урожденная Чубарова (древнедворянский род!), родила мальчика, которого нарекли хорошим русским именем Иван. Людмила Александровна позже рассказывала, что «Ваня с самого рождения отличался от остальных детей», что уже в его младенчестве знала, что он будет особенным, ибо «ни у кого нет такой тонкой души, как у него».

Мнение матери разделял такой боевой человек, как генерал Сипягин — крестный Ивана. Он важно предрек: да, этот мальчик «будет большим человеком… генералом!».

Мать обладала характером твердым, самоотверженным, но нежным, склонным к грустным предчувствиям. Она была беззаветно предана семье, детям, которых у нее было девять и пятерых из которых она потеряла. Она, как и отец, отличалась добротой и здоровьем.

Впрочем, сходство на этом, кажется, кончалось. Отец днями пропадал на охоте, обладал фантастическим аппетитом (однажды походя съел целый окорок), был привержен застолью и картежным играм, жил не по средствам и промотал все состояние, свое и жены.

Человек богатырской силы, Алексей Николаевич никогда не впадал надолго в уныние, всегда был в движении, до тридцати лет не знал вкуса вина. Ум живой и образный, не переносил логики. «Охотником» участвовал в Крымской кампании, где, по его рассказам, имел и карточные сражения со Львом Николаевичем Толстым. Когда 23-летний Иван Алексеевич посетил в Хамовниках великого писателя, тот сразу же вспомнил его отца. «