Жеральд Мессадье - Человек, ставший Богом. Воскресение

– Конечно, я помогу сдвинуть камень. Он же круглый. Но если ты думаешь, что наши слуги ни о чем не догадываются…

– И все же лучше обойтись без них, – сказал Иосиф.

– А если он жив, что мы будем делать?

– Мы не сможем уйти с ним достаточно далеко. У меня есть дом около Еммауса. Это будет первым этапом. Потом… Господь поможет ему скрыться!

– А если он мертв? – спросил Никодим.

– Тогда мы, разумеется, оставим его там.

– Но как мы попадем в Еммаус? Нам потребуется мул или лошадь. Может, мне сходить за лошадью?

– Нет, не надо. Лошадь привлечет слишком много внимания. Лучше мул. Я буду ждать тебя здесь. Принеси две палки и кинжал.

– Мы ничего не ели, – сказал Никодим, – Если нам придется этой ночью идти в Еммаус…

Они пошли в трактир и, чтобы избежать ненужного интереса, вели разговор на греческом языке. Но ели они мало. В десять часов вечера двое мужчин и мул прошли через Ефраимовы ворота.

…Мир был наполнен криками и ревом. Мир – это ревущее море и ничего больше. Господь может править миром только тогда, когда крики и рев прекратятся, но они не прекратятся немедленно. Почему нет ни криков, ни рева там, где колышутся верхушки деревьев и ползают черви?… Но именно из этих криков и рева и сделаны птицы, цветы… Лилия и ласточки кричат, кричит солнце и даже луна, эта могила окружена криком и ревом. Нить… Очень тонкая нить, тоньше, чем паутина… Вернись, боль! Ты есть жизнь! Жажда. Жажда! Пламя и жажда! Неужели глаза наполовину умерли, раз здесь так темно? Бой барабанов. Жажда. Бой барабанов. Кто бьет в барабан? Воздуха! Жажда. Воздуха! Воды! А этот запах… Неужели земля пахнет миррой? Черное море. Жажда. Бой барабанов.

Ночь расползлась на клочки, и сверху, в такт барабанам, полились потоки крови. Волна захлестнула стену, более высокую, чем тысячи гор. Белый огонь опустошил холмы Израиля, а люди упрямо продолжали что-то бормотать. Красная звезда плясала на конце посоха под грозный рокот сотрясавшейся земли. На стене гробницы появилась человеческая тень. Иосиф Аримафейский нетерпеливо склонился над саваном и медленно снял его. И тут же из его груди вырвался крик. Прибежали стражники. Иисус смотрел на них красными глазами. Серебряные монеты, которые Иосиф положил ему на веки, упали и теперь лежали около ушей.

Никодим тоже закричал.

Закричали и стражники, дрожавшие от ужаса.

Люди не могли крепко держать факелы, и их пламя неистово колыхалось.

Иисус попытался вытянуть руку.

Затем он попросил воды.

Растерянный Никодим пошел к охранникам, чтобы взять у них бурдюк. Охранники пали на землю ниц и молили о пощаде.

Мул бил копытом. Звезды потрескивали, словно яйца на сковороде.

Скандал разгорелся в субботу незадолго до полудня, и слухи о нем разлетелись так же быстро, как песок попадает в рот при сильном ветре. В курсе событий оказались все: и тотчас побледневшие торговцы Храма, и торговавшиеся, но так и ничего не купившие женщины; проститутки из квартала Крепости, которые вдруг разбежались кто куда, и повара в подвалах дворца Ирода, забывшие, что куропаток надо положить в печь; торговец пряностями, продавший мирру и ладан Иосифу Аримафейскому и Никодиму, и служитель, говоривший позавчера с Симоном-Петром, и даже глухая жена Левия бен Финехая. Могилу Иисуса нашли пустой. Празднование субботы превратилось в фикцию.

Это известие поразило Каиафу, направлявшегося в Святую Святых, словно четырехдневная лихорадка, внезапно поражающая ничего не подозревающего путешественника. Первосвященник позвал Годолию, но того нигде не могли найти. Тогда он потребовал к себе начальника охраны Храма, но выяснилось, что тот ушел вместе с Годолией. Каиафа вошел в самое святое место Храма с невидимым камнем за пазухой. Он предчувствовал неминуемую катастрофу.

Годолия появился в третьем часу после полудня.

– Где ты был? – голосом, лишенным всяких эмоций, спросил его Каиафа.

– Я проводил расследование.

– И что ты обнаружил?

– Пустую гробницу. И обезумевших стражников.

Годолия сел напротив первосвященника. Его лицо приобрело землистый оттенок.

– Кто первым нашел пустую гробницу? – спросил Каиафа.

– Женщина, которую все зовут Мария Лазаря, она сестра племянника Марии Клеопы. Как утверждают, она пошла помолиться около гробницы, нашла ее разверзнутой, а рядом увидела стражников в состоянии, близком к кататонии. Она встревожилась и принялась расспрашивать двоих мужчин, которые поднимались на гору. Выяснилось, что это ученики Иисуса, некие Симон-Петр и Иоанн, последний будто бы внучатый племянник Анны. Они сразу же пошли убедиться, правду ли она говорит. Затем она сообщила об этом Марии Клеопе и матери Иисуса. Теперь на Голгофе находится около пятисот человек. Я расставил стражников, но это, разумеется, уже бесполезно.

Каиафа нервно тер ладонями лицо.

– Но стражники, они-то что говорят?

Годолия еще сильнее нахмурился.

– Один из них плюнул мне в лицо, – наконец нехотя признался Годолия. – Они оба видели воскресшего Иисуса. И это все, что я смог вытянуть из них.

– Иисус воскрес, отодвинул голел и дофек и растворился в ночи? – вскричал Каиафа.

– Разумеется, нет. Стражники были подкуплены. И все же, когда они увидели нечто, не поддающееся объяснению, они почти лишились рассудка. Они бросили форму на землю, предварительно разорвав ее. А когда я заставил их подобрать ее, они стали выть и заламывать руки на глазах у всех. Следовательно, весьма вероятно, если не сказать достоверно, что они видели нечто, что смутило их. Похоже, Иисус жив.

– Иисус жив, – повторил охваченный ужасом Каиафа.

– Иисус жив, – повторил Годолия. – Он провел на кресте только пять часов, и ему не перебивали берцовых костей. По приказу Пилата. Примерно в пять часов вечера десять легионеров во главе с командиром прогнали охранников Храма, а потом палача и его помощников. Наши люди могли лишь подчиниться приказу прокуратора. Палач приходил жаловаться, что римляне велели ему под страхом смерти сегодня утром, то есть в субботу, похоронить трупы, но это были только трупы двух разбойников.

– Знаю, – ответил Каиафа. – Но я полагал, что римляне только хотели нам досадить, помешав совершить казнь и погребение так, как мы намеревались. Однако это не имеет ничего общего с тем фактом, что Иисус жив!

– Дело сделано, – заметил Годолия. – Это было частью заговора. Если Иисусу не перебили берцовые кости, то только для того чтобы дать ему больше шансов остаться в живых. Погребение устроенное Иосифом Аримафейским и Никодимом, было обыкновенной комедией. Этот человек был жив, когда два уважаемых члена Синедриона поместили его в гробницу. Они планировали через несколько часов вернуться и вытащить его оттуда.