Александр Дюма - Графиня Де Шарни

Вы, Ваше Величество, пользовались огромными прерогативами, полагая, что обязаны этим монархии; Вы были воспитаны на мысли, что должны их охранять, и потому, разумеется, не могли испытывать удовольствия, видя, как их у вас отбирают; желание возвратить утерянное было столь же естественно, сколь и сожаление о потере. Эти чувства, вполне объяснимые с точки зрения человеческой природы, входили, должно быть, в расчеты врагов Революции; итак, они рассчитывали на скрытую выгоду, до тех пор, пока обстоятельства не позволят им надеяться на открытое покровительство. Эти планы не могли не обратить на себя внимания народа и пробудили в нем недоверие. Таким образом. Вы, Ваше Величество, постоянно находились перед выбором: уступить своим привычкам, своим личным привязанностям или пойти на жертвы, продиктованные здравым смыслом и необходимостью, то есть придавали смелости бунтовщикам и вызывали беспокойство у целой нации или же, напротив, умиротворяли ее, объединяясь вместе с ней. Все имеет свой конец; вот и с нерешительностью пришло время расстаться навсегда.

Может ли Ваше Величество сегодня в открытую присоединиться к тем, кто, по их собственному утверждению, готов изменить Конституцию, или же Вы должны положить все силы ради ее победы? Вот какой вопрос ставит перед нами настоящее положение дел, вопрос этот и требует немедленного ответа.

Что же касается сугубо метафизического вопроса о том, созрели ли французы для свободы, то спор на эту тему ни к чему не приведет, потому что речь идет не о том, чтобы выяснить, какими мы будем через сто лет, а о том, на что способно нынешнее поколение.

«Декларация прав человека и гражданина» стала политическим евангелием, а французская Конституция — новой религией, ради которой народ готов идти на смерть. Вот почему в своем увлечении народ уже неоднократно преступал закон, когда этот последний оказывался недостаточно жестким для сдерживания смутьянов, и граждане позволили себе расправиться с ними по-своему. Так, владения эмигрантов или лиц, признанных принадлежащими к их партии, были подвергнуты грабежу, продиктованному жаждой мести; потому многие департаменты были вынуждены бороться против злоупотреблений священнослужителей, которых осудило общественное мнение.

В этом столкновении интересов страсти накалились. Родина — это не просто слово, выражающее понятие, которое наше воображение стремится приукрасить; это — живое существо, которому люди уже принесли немало жертв, к которому народ с каждым днем чувствует все большую привязанность благодаря тому, что оно стоило народу огромных усилий, а еще потому, что существо это возвышается над обыденностью и его любят за даруемую им надежду. Все нападки его врагов лишь разжигают в народе воодушевление и любовь к своему божеству.

До какой же степени это воодушевление возрастет в ту минуту, когда неприятельские силы за пределами страны объединятся с внутренней контрреволюцией, чтобы нанести сокрушительные удары!

Брожение достигло высшей отметки по всей стране; нас ожидает оглушительный взрыв, если только Вашему Величеству не удастся снова вызвать к себе разумное доверие народа и тем самым умиротворить страну; однако доверие может возникнуть лишь в ответ на деяния.

Теперь французской нации стало очевидно, что ее Конституция жизнеспособна, что правительство будет обладать достаточной силой с того времени, как Ваше Величество, желая победы этой Конституции, подкрепит законодательные органы всей силой власти исполнительной, а также уничтожит причину для волнения народа, недовольных же лишит всякой надежды.

Взять, к примеру, два недавно принятых Собранием важных декрета; оба они затрагивают интересы общественного спокойствия и спасения государства. Промедление с их одобрением внушает недоверие; если оно затянется, это вызовет неудовольствие и, должен сказать, что, принимая во внимание наблюдаемое в наше время возбуждение умов, неудовольствие может привести к катастрофе!

Отступать некуда; промедление смерти подобно. В умах революция уже произошла; она неизбежно приведет к кровопролитию, ежели здравый смысл не помешает свершиться несчастью, которого еще можно избежать.

Я знаю, что существует мнение, будто народный гнев возможно обуздать путем принятия крайних мер; однако как только будут развернуты силы для подчинения Собрания, как только в Париже воцарится террор, а его окрестности будут отрезаны и парализованы, возмущенная Франция поднимется и сама содрогнется от ужаса гражданской войны, разовьет эту мрачную энергию, праматерь добродетелей и преступлений, неизбежно губительную для тех, кто ее вызвал.

Спасение государства и счастье Вашего Величества тесно связаны; никакая сила не способна их разделить; жестокие страдания и непоправимые несчастья ожидают трон, если Вы сами не будете опираться на Конституцию и не обеспечите мир, который должен был бы установиться в результате Ваших усилий.

Таким образом, настроение умов, состояние дел, интересы политики, интересы Вашего Величества настоятельно требуют объединиться с законодательной властью и откликнуться на чаяния народа. Вы были жестоко обмануты, государь, когда Вам внушили необходимость удалиться от народа или проявить недоверие к легкоранимому народу. Пусть он увидит, что Вы полны решимости на деле одобрить Конституцию, с которой он связывает свои надежды на спасение, и очень скоро вы увидите, как умеет быть благодарен народ.

Поведением некоторых священнослужителей, послужившим поводом для проявления фанатизма недовольных, продиктован мудрый закон против смутьянов. Так пусть Ваше Величество его утвердит! Этого требуют общественное спокойствие и спасение священников; если этот закон не будет введен в действие, это приведет к повсеместному насилию.

Предпринимаемые нашими врагами попытки контрреволюционного переворота, волнения в столице, недовольство, вызванное поведением Вашей охраны, свидетельствовавшим о Вашем одобрении действий солдат, что следует из прокламации, истинно недальновидной при сложившихся обстоятельствах, а также местоположение Парижа, его близость к границам — все это потребовало создания военного лагеря в непосредственной близости от города; эта мера, поразившая все умы своей мудростью и своевременностью, также ждет одобрения Вашего Величества. Зачем же нужна отсрочка, порождающая лишь сожаление, если быстрота исполнения этого решения завоевала бы Вам всеобщие симпатии?! Ведь попытки, предпринимаемые штабом Национальной гвардии Парижа против этой меры, дают основание подозревать, что в этом замешано высшее руководство; разглагольствования некоторых озлобленных демагогов заставляют заподозрить их в связях с теми, кто заинтересован в отмене Конституции: и вот уже общественное мнение усматривает злой умысел во всех намерениях Вашего Величества. Еще немного, и народ с прискорбием вынужден будет признать, что его король — друг и соучастник заговорщиков!