Валерий Осипов - Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове

В классе кашлянули. Керенский вопросительно поднял голову. Над партой Наумова поднялась рука.

- Ты хочешь что-нибудь сказать? - спросил Керенский.

- Да.

- Хорошо, иди к доске.

Наумов одернул мундирчик, подошел к кафедре, заложил руки за спину.

- Прежде всего мне хотелось бы сказать, - интонация Наумова была уверенная, энергичная, - что, восхищаясь образом Базарова, выражая ему всяческие похвалы, Ульянов развивал мысли критика Писарева...

- А я и не собираюсь скрывать этого! - крикнул с места Володя. - Я это сделал сознательно!

- Ульянов, успокойтесь! - поднял руку Керенский.

«Наумов понял меня, - подумал про себя Керенский. - Он сообразил, что должен сказать то, чего не договорил я».

- Теперь мне тоже хочется сказать о своем любимом герое, - Наумов посмотрел на директора и, получив разрешение, заговорил порывисто и быстро, словно боялся, что его оборвут на полуслове. - Как ни странно, но мои литературные симпатии сходятся со вкусом Володи Ульянова. Я тоже считаю роман Тургенева «Отцы и дети» самым талантливым произведением нашей современной литературы о молодежи. Но там, где Ульянов видит недостатки этой книги, я вижу ее достоинства... Ульянов говорил, что Базаров, даже вопреки точной авторской характеристике, не является нигилистом. А кто же он тогда, спрашивается? По мнению Базарова, поэзия - ерунда, читать Пушкина - напрасно потерянное время, заниматься музыкой - смешно, любоваться природой - нелепо. Базаров все рубит с плеча, что не по нем - так все это плохо и никуда не годится! А что он любит сам? Лягушек потрошить, да червей собирать, да смеяться над всеми людьми подряд. И ни за что он не берется, никаких положительных начал не отстаивает. У него и цели-то в жизни настоящей нет. Вспомните его разговор с дядей Аркадия Павлом Петровичем. «И вы решились сами ни за что не приниматься?» - спрашивает Павел Петрович. «Решился ни за что не приниматься», - отвечает Базаров. «И только всех ругать?» - «Только всех ругать». - «И это называется нигилизмом?» «Да, это называется нигилизмом», - отвечает сам Базаров. Он сам называет себя «нигилистом», - так как же он не «нигилист» после этого?

- Это же ирония! - крикнул с места Костя Гнедков. - Неужели ты не понимаешь?

- Чем же все-таки привлекает роман Тургенева, если даже вопреки неприятной фигуре Базарова «Отцов и детей» до сих пор любят, читают и спорят о его персонажах? - Наумов сделал вид, что реплика Гнедкова к существу дела не относится. - Лично мне всегда доставляют огромное удовольствие страницы, которые повествуют о Павле Петровиче Кирсанове - человеке сдержанном, волевом, изящном, благородном, который никому не навязывается со своими мнениями и страстишками, живет красиво и возвышенно, храня верность тому сильному чувству, которое возникло у него в молодости. У Павла Петровича гибкий ум, сильная воля, он постоянно остается самим собой, у него есть принципы. А какие принципы у Базарова? Никаких!.. Когда Павел Петрович видит, что Базаров целует Фенечку, он, как человек благородный, вызывает Базарова на дуэль... Базаров в своих рассуждениях против дуэли, а на практике он принимает вызов, так как боится, что Кирсанов ударит его за трусость. Спрашивается: какие же симпатии может вызывать человек, у которого убеждения расходятся с поступками?

- А ты хотел бы, чтобы Базаров оказался трусом? - вскочил с места Володя.

- Да ведь он же против дуэлей!

- Господа, господа, успокойтесь, - постучал рукою о край кафедры Керенский. - Ульянов, сядьте... Продолжайте, Наумов.

- Если Базаров считает, что все ерунда, то зачем же он стал перевязывать после дуэли рану Павлу Петровичу - своему врагу? - Наумов пожал плечами. - Зачем же он не оставил его без помощи? Ведь, по его словам, по его убеждениям, жизнь человеческая - пустяк?

- Потому что конкретная человеческая жизнь дороже всяких слов и красивых фраз! - снова, не выдержав, вскочил с парты Володя.

- Ага! - обрадовался Наумов. - Вот и получается, что при соприкосновении с живой жизнью все убеждения Базарова оказываются чепухой, рассыпаются в прах и никакого испытания действительностью не выдерживают. На словах одно, а на деле другое - вот принципы Базарова!.. Поэтому в конце романа Базаров умирает, так как ему с его выдуманными убеждениями нет места в реальной жизни. Как правдивый художник, Тургенев понимает, что Базаров не жилец на белом свете, и выносит ему свой приговор...

- А заодно и этой жизни, - тихо сказал Володя. Наумов посмотрел на директора - отвечать на последнюю реплику Ульянова?

Керенский встал.

- Садись на место, - сказал он Наумову.

Наумов пошел к парте.

- Можно мне? - вскочил с места Костя Гнедков.

- Нет, нельзя, - властно сказал директор и, достав часы, положил их перед собой.

Керенский стоял на кафедре строгий, величественный. В классе был уже не преподаватель русского языка и словесности, который дал возможность выпускникам гимназии, людям почти взрослым и самостоятельным, обменяться мнениями, пошуметь, поспорить, подискутировать - одним словом, закончил свой курс и назидательно, и в то же время демократично.

На кафедре стоял директор классической гимназии, их превосходительство Федор Михайлович Керенский - действительный статский советник и кавалер.

- Господа, - сказал Керенский голосом, который, по его мнению, наиболее подходил к этой торжественной минуте, - мы с вами закончили курс русского языка и словесности. Сегодняшние ответы лучших учеников класса Ульянова и Наумова показали, что вы научились глубоко анализировать художественные произведения, что вы умеете для своих рассуждений привлекать дополнительный материал, не ограничиваясь только учебной программой. Это похвально. Это говорит о том, что в своей дальнейшей учебе и практической деятельности на пользу обществу вы будете руководствоваться не только тем, что от вас будут требовать, но и будете стараться приносить людям дополнительное благо, конкретный размер которого вы определите каждый в соответствии со своими возможностями...

«Удался ли тот план, который был замыслен сегодня? - подумал про себя Керенский. - И да и нет... Но, пожалуй, теперь ни у кого не вызовет возражения распределение медалей: Ульянову - золотую, Наумову - серебряную...»

Директор посмотрел на часы. До звонка осталась одна минута. «Многие ли расслышали последнюю реплику Ульянова? - подумал Керенский. - Кажется, нет... Определенно ее понял только один Наумов. Но он юноша рассудительный, и, если дать ему понять, что вторая медаль останется за ним, можно будет и не придавать особого значения последним словам Ульянова... Да, пожалуй, Наумов уже понял, что получит вторую медаль. Ведь я же назвал его сегодня вторым лучшим учеником... Да, можно не беспокоиться. Можно оставить слова Ульянова пока без последствий».