Валерий Осипов - Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове

- Господа, - громко сказал Саша, - демонстрация семнадцатого ноября не должна быть забыта обществом. Необходимо закрепить ее печатным словом. Я набросал проект прокламации. Позволю себе прочесть его... «Темное царство, с которым так пламенно и вдохновенно боролся Добролюбов, не потеряло силы и живучести до настоящего времени. Добролюбов указал обществу на мрак, невежество и деспотизм, которые царили, да и теперь еще царят в русской жизни. Он не только заставил русский народ обратить внимание на свои язвы, но в то же время и указал на те средства, которыми эти язвы могут быть излечены... Только невежество и непросвещенность порождают темное царство, они составляют его силу, дают возможность подчинить своему гнету лучшие элементы русского народа. Это темное царство гнетет нас и теперь, но мы не сомневаемся, что дни его сочтены... Манифестация в честь памяти Добролюбова была предпринята петербургскими студентами совершенно с мирными целями, но благодаря циничному вмешательству полиции она кончилась разгромом, арестами и репрессиями. В этом мы видим грубый произвол нашего правительства, которое не стесняется соблюдением хотя бы внешней формы законности для подавления всякого открытого проявления общественных симпатий и антипатий. Запрещая панихиду, правительство не могло этого делать из опасения беспорядков: оно слишком сильно для этого. Оно не могло также найти что-либо противозаконное в служении панихиды. Очевидно, оно было против самого факта чествования Добролюбова. У нас на памяти немало других таких же фактов, где правительство ясно показывало свою враждебность естественным общекультурным стремлениям общества. Вспомним похороны Тургенева, на которых в качестве представителей правительства присутствовали казаки с нагайками и городовые... Итак, всякое чествование сколько-нибудь прогрессивных литературных и общественных деятелей, всякое заявление уважения и благодарности им, даже над их гробом, есть оскорбление и враждебная деятельность правительству. Все, что так дорого для каждого сколько-нибудь образованного русского, что составляет истинную славу и гордость нашей родины, - всего этого не существует для русского правительства. Но тем-то важны и дороги такие факты, как добролюбовская демонстрация, что они показывают всю оторванность правительства от общества и указывают ту почву, на которой сейчас должны сойтись все слои общества, а не только его революционные элементы. Такие манифестации поднимают дух и бодрость общества, указывают ему на его силу и солидарность, они вносят в серую обывательскую жизнь проблески общественного самосознания и предостерегают правительство от слишком неумеренных шагов по пути реакции... Грубой силе, на которую опирается правительство, мы противопоставим тоже силу, но силу организованную и объединенную сознанием своей духовной солидарности...»

- Господа, если я правильно понял Александра Ильича, то это призыв к созданию партии?..

- Нужно восстановить «Народную волю»!

- Верно!

- Для чего? Чтобы убить Грессера?

- Господа, правительство уверено, что знамя и идеалы «Народной воли» забыты, погребены навсегда. Мы должны поднять это знамя! Чувство необходимости отпора созрело в нашей среде... Молодежь жаждет деятельности - прямой, настоящей. Такой деятельности, которая давала бы видимые результаты... Ведь могли же открыто бороться с самодержавием Желябов, Перовская, Кибальчич и десятки других патриотов. А разве мы не можем этого сделать?

- Другими словами?..

- Другими словами, речь идет о том, чтобы восстановить террор.

- Террор? То есть вы говорите о покушении на... на...

- Вот именно - на царя.

- На царя?!

- На царя?!

- На царя?!

- А почему бы и нет? Охота тратить силы на какого-то Грессера.

- Но ведь это...

- Трудно? Это вы хотели сказать, да? Желябову тоже было трудно.

- А ведь это здорово! Я за.

- И я за.

- И я...

- Господа, - снова поднялся Саша, - мне кажется, что для всех собравшихся здесь ясно: идея цареубийства прочно укрепилась в умах современной молодежи. Мы все неоднократно были свидетелями тому, что в нашем обществе в последние годы не перестает безмолвно раздаваться вопрос: неужели нет в России больше людей, которые способны убрать ненавистного деспота? Неужели, действительно, перевелись на Руси люди, подобные Желябову и Перовской? Неужели нашему поколению, господа, до конца своих дней суждено терпеть издевательства тупицы царя?

- Долой царя...

- Смерть тирану!

- Смерть!

- Я уверен, - взволнованно прошелся по комнате Саша, - что если не оскудела еще Россия тиранами, то не оскудела она и героями, и если взамен убитого нашелся в России новый царь, то всегда найдутся в России и новые Желябовы и Кибальчичи, новые Каракозовы и Гриневицкие, которые уничтожат и этого нового царя. Ценой своих жизней они не дадут потухнуть искрам протеста и своей борьбой, а если понадобится, то и смертью позовут на сражение с самодержавием следующее поколение революционеров!

С этого все и началось...

Над фиолетовой ширью полей, над синими горизонтами лесов, над розовой теплой землей, надо всем голубым просветленным миром, очнувшимся наконец от зимнего забытья, полыхала весна.

Солнце, надолго шагнувшее теперь с юга на север, щедро сыпало на землю своей круглой желтой ладонью золотые зерна лучей, и они вспыхивали капелью и проталинами, всходили, тянулись вверх незримым движением березовых соков, терпким ароматом завтрашних трав, бесшумно возвращались на небо сиреневой испариной рождающихся лугов, сырым и влажным дыханием будущих пашен.

По утрам зори будили длинные теперь дни беззвучными водопадами света, ясноглазый полдень медленно катил оранжевый шар над головой, вишневыми закатами выстилались зубчатые горизонты, и долго-долго потом, после того, как скрывалось солнце, неподвижно висели в безветренном небе красные облака, пламенел, не остывая, запад, и казалось, что солнце, исчезнувшее совсем ненадолго, минут на десять - передохнуть после своей тяжелой дневной работы, - скоро придет обратно и взойдет именно там, где только что опустилось.

Весна пришла. Все менялось решительно, быстро, бесповоротно. Волна обновлений и перемен, гоня перед собой остатки зимы, стремительно смывала с лица земли следы недавних раздумий и сомнений - быть или не быть новому времени года.

Весна подгоняла к новым ритмам все звуки, строила на свой лад все струны земли и неба, все голоса и сердца и, подчиняясь взмаху журавлиного крыла, словно следуя палочке дирижера, двигалась все дальше и дальше своей извечной дорогой - с юга на север.

Весна пришла, утвердилась, вошла в плоть и кровь земли. От весны было не спрятаться, не укрыться. Чего не было еще вчера, сегодня уже ломилось со всех сторон, распирало бока, заявляло о себе властно и напористо, давая понять, что назад пути нет и не будет.