Евгений Анташкевич - Харбин

– Это и плохо. – Полковник немного успокоился. – Япония и Белое движение должны освободить Россию от коммунистов. То есть они должны думать, что мы поможем освободить и вернуть им их родину… а весь мир от американского засилья.

«Пронесло!» – подумал Кэндзи, но всё-таки сказал:

– На самом деле русские так думают не все, это правда.

– Я знаю. Подумайте, как можно сойтись с Адельбергом поближе, но без поэтического общества. И вот вам материалы на Большого корреспондента.

После того как Кэндзи простился с начальником, он пошёл, почти побежал в «секретку». Ему хотелось буквально накинуться на материалы по Большому корреспонденту, но после разговора с Асакусой из головы уже не выходила мысль об Адельберге – стало понятно, что контакт надо будет устанавливать именно с ним. Кэндзи это понравилось, потому что Адельберг вызывал хорошую человеческую симпатию, но самую большую симпатию вызывала его знакомая – Соня Ларсен, а именно она была членом поэтического кружка поэта «КР». Она была красива, умна и грациозна, всё-таки поэтесса и танцовщица, и он почему-то всё время о ней думал. И даже сейчас, пока ему открывали «секретку», пока он устраивался за столом, пока листал дело…

Они познакомились случайно два года назад на концерте русского певца Александра Вертинского, гастролировавшего в Харбине. У Коити Кэндзи уже заканчивалась стажировка, и в один из последних дней он пошёл на концерт. Тогда, в антракте, после выступления Вертинского, Кэндзи, стоя со стаканом фруктовой воды у буфетной стойки, задумался и не заметил, что сам себе под нос он тихо напевает что-то из того, что только что слышал со сцены, что-то про «китайчонка Ли», и в это время кто-то за его спиной произнёс: «Недурно!» Он даже не подумал, что речь может идти о нём, повернулся и увидел перед собой высокого молодого брюнета и красивую русскую девушку, которая смотрела на него, улыбалась и напевала ту же мелодию…

Кэндзи сидел в кабинете своего начальника. На столе у Асакусы лежали два дела: «Семья» и «Большой корреспондент».

Он ткнул пальцем в первое и спросил:

– Что вы об этом думаете?

Кэндзи молчал не больше секунды.

– Я изучил материалы, но неясна задача, поэтому не очень понятно, в какую сторону надо его, это дело, развивать.

– Правильно думаете, правильно! А всё-таки? В какую сторону развивали бы это дело вы? – Асакуса, как колоду карт, перебирал в руках пачку фотографических снимков из дела «Семья».

– Господин полковник, – Кэндзи подобрался и сосредоточился, – я думаю, что полковник фон Адельберг был бы интересным собеседником для человека постарше, чем я, и в другом звании.

Асакуса согласно кивнул.

– Моим объектом, как мы в прошлый раз говорили, может быть или Адельберг-младший, или кто-то из его окружения. У нас схожи и возраст, и некоторые интересы, но думаю, что это ещё предстоит выяснить.

– Хорошо!

– Но здесь у меня есть одна сложность…

– Вам необходима сформулированная задача, если я вас правильно понимаю.

– Да, господин полковник.

Асакуса встал из-за стола и подошёл к карте, он отдёрнул занавеску и тонкой бамбуковой указкой показал на характерное стреловидное очертание границы СССР в том месте, где Уссури под острым углом впадает в Амур.

– Вот задача!

Асакуса положил указку и вернулся к письменному столу.

В принципе всё, что он хотел, он мог изложить своему подчинённому в нескольких коротких фразах, отдать приказ и дожидаться исполнения. Но ему требовалось другое, ему хотелось с этим явно неглупым молодым офицером немного порассуждать, послушать, как рассуждает он, понять, насколько он способен фантазировать на такие непростые темы, как, например, эта операция. А эта операция представлялась совсем не простой, и от её исхода зависело многое, в том числе и их карьера, обоих.

Уже несколько месяцев из русского отдела управления штаба Квантунской армии слали строгие указания относительно отсутствия информации от Большого корреспондента. Однако жив ли он, репрессирован, служит ли ещё в штабе Дальневосточной армии, можно ли с ним восстановить связь и получать информацию, очень высоко оценённую в Токио, было неизвестно. На эти вопросы ответов не было.

– Давайте, лейтенант, коротко повторим суть материалов, – предложил полковник. – Дело «Большой корреспондент» велось сначала Сахалянской военной миссией, а потом перешло под прямой контроль Харбинской, с 1930 года. Тогда наш агент, вы уже знаете о нём – Старик, принёс первое сообщение о некоем Горелове, офицере штаба ОКДВА. Тогда же и начал бесперебойно работать информационный канал Хабаровск – Благовещенск – Сахалян – Харбин. Но всё закончилось внезапно, в тридцать седьмом, когда Сталин, как вам известно, провёл чистку своих политических и военных кадров. Из нашего поля зрения одновременно исчезли и Старик, и Горелов.

Кэндзи слушал, всё это ему было известно из материалов Большого корреспондента, он смотрел на своего начальника – то, что речь шла о Хабаровске, ему было ясно из их предыдущих разговоров, но что необходимо делать? И Асакуса закончил:

– Вот вам и задача!

В кабинете стало тихо.

Возникшая пауза была на руку Кэндзи, и, чтобы собраться с мыслями, он попросил разрешения подойти к карте. Он хорошо знал географию, но нужно было спокойно подумать. Он понимал, что интерес Генерального штаба императорской армии к этому агенту делает задачу крайне важной и сейчас, в разговоре со своим начальником, ошибиться нельзя.

Он прибыл на службу в Харбин не так давно, летом 1937 года, когда окончил университет. Штат Императорской японской военной миссии в Харбине постоянно увеличивался, прибывала молодёжь из потомственных военных, как правило выпускников русского отделения Токийского института иностранных языков. Многие из маститых японских разведчиков, работавших в Маньчжурии, тоже были выпускниками этого института, среди них был и полковник Асакуса. Между ними сложилось некое братство, они поддерживали друг друга и, конечно, помогали друг другу продвигаться по службе. Кэндзи был единственным выпускником токийского университета «Васэда». Кроме того, он лучше многих, практически лучше всех, кроме Асакусы, знал русский язык. Коллеги завидовали, и это делало его положение уязвимым. Предлагая «подумать над делом Большого корреспондента, Асакуса давал ему шанс. Это радовало, но одновременно ставило в трудное положение – если он не справится, его карьера покатится по наклонной вниз. Это было невозможно – стать позором семьи сыну самурая, внуку и правнуку самурая. Корни его семьи уходили в глубокую древность.

Кэндзи недолго задержался у карты; он был хорошо готов к разговору.