Евгений Анташкевич - Харбин

– Понимаю! Это означает, что я буду в подчинении у Матковского?

– Совсем наоборот! Мы вас скроем, спрячем за Матковским, на самом деле – он будет в подчинении у вас!

– Ну что ж, схема понятна…

– Да, ничего нового, нам нужен человек более опытный, чем все, кто сейчас там работает, кстати, вам же будет подчиняться и Родзаевский, я вас с ними со всеми позже познакомлю.

– Нет нужды, я их обоих знаю, хотя и не коротко.

– Да, я помню наш разговор в Яхт-клубе…

– Вы тогда при мне здорово отделали этого молодого человека, это не помешает нам в работе? Он, насколько я помню его реакцию, человек нервный…

– Ему некуда деваться, а, кстати, вы даже не спросили, как мы скомпрометировали вашего сына!

– Я спросил о его вине! Но, думаю, уже нет нужды, господин полковник! Если вы солгали, то я об этом не узнаю, а если нет…

– Нет, мы не солгали, ваш сын действительно очень неосторожно выразился при одном из наших офицеров о нашей политике на Дальнем Востоке… Но я заметил, что в последнее время он стал вести себя намного осторожнее…

– Взрослеет, да и, наверное, понимает, в каком окружении мы тут живём!

– Ну что ж, как отец, вы, конечно, правы! Однако и вы сейчас допустили оплошность…

– Ну, вам же меня сейчас не надо компрометировать?

– Нет, конечно, если мы договорились!

Адельберг немного помолчал, качнул белой лакированной туфлей и ответил:

– Будем считать, что – да! А кстати, наш разговор в Яхт-клубе! Вы тогда с Родзаевским готовили к заброске в СССР отряд! Получилось?

Асакуса поставил на столик стакан и задумался, потом встал, подошёл к стене между книжными стеллажами и отдёрнул занавеску, под занавеской действительно был планшет с картой Маньчжурии. Адельберг наблюдал за его действиями, не сходя с места. Асакуса немного постоял, потом задёрнул занавеску и сел на место.

– Помните мой разговор с Родзаевским?

– Думаю, что помню!

– Я ещё тогда сказал, что от его работы мало толку…

– Да!

– Так и оказалось: пока отряд добирался к месту высадки на советский берег – половина разбежалась, а другая половина была уничтожена советскими пограничниками, в Харбин вернулись всего несколько человек. Вас это интересовало?

– Наверное, да!

– Операция была очень неудачная, однако сейчас ситуация совсем другая, но детали мы с вами обсудим позже!

После разговора с Асакусой Адельберг возвращался домой.

Он вышел из миссии на Больничную, по Николаевскому переулку дошёл до Большого проспекта и на секунду остановился напротив особняка инженера Петра Ивановича Джибелло-Сокко.

Вдруг он услышал «Здравствуйте!», оглянулся и увидел перед собой Сонечку Ларсен, и от неожиданности задал ей нелепый вопрос:

– Здравствуйте, Сонечка, а что вы здесь делаете так рано?

На самом деле было уже совсем не рано, они с Асакусой проговорили почти три часа, и Соня немного смутилась:

– Хотела забежать в магазин и тут… на репетицию… недалеко…

– А почему к нам давно не заходите?

Соня смутилась ещё больше и замялась; Александр Петрович увидел это и понял, что, наверное, сказал что-то не то. «Жаль, нет Анны, она быстро нашла бы выход из положения!» – подумал он и сказал:

– Вы заходите, вы же знаете, как мы вас любим!

Он увидел, что Соня хотела что-то ответить, но замялась и вместо этого кашлянула, поблагодарила и попросила передать всем привет. Александр Петрович не стал её задерживать и раскланялся.

Через секунду Соня затерялась среди прохожих, он повернулся к особняку и подумал: «Она была смущена и даже побежала в обратную сторону! Неужели я сказал что-то не то? Надо поговорить с Анной, она наверняка всё знает. Действительно, этой красивой девушки уже давно у нас не видно; где-то несколько недель назад, что ли, она заходила, я же помню, они все трое с дедом сидели в саду… или Сашик что-то не так… если так, то – нехорошо!»

Он посмотрел на особняк, потом пересёк Большой проспект и пошёл в сторону гостиницы «Нью Харбин», миновал её, дошёл до Разъезжей, здесь у него был выбор – идти домой, где волновалась и ждала Анна, или дойти до отделения БРЭМ, располагавшегося чуть дальше, на углу следующей параллельной Разъезжей – Таможенной улицы. Он хотел посмотреть на своё новое место работы, однако по дороге отвлёкся, сначала на красивый особняк, а потом на разговор с Соней…

Александр Петрович догадывался, а точнее, знал, зачем его позвал полковник Асакуса. Он давно уже ждал этого разговора – две прежние беседы: в Яхт-клубе три года тому назад и здесь, в «Нью Харбин», этой зимой в феврале или январе – заканчивались так же неожиданно, как и были назначены; однако оба раза Асакуса успевал довольно прозрачно высказать, что ему было нужно. Александр Петрович лукавил и притворялся, что не понимает, но было очевидно, что дела с организацией разведывательной работы против СССР были не так хороши, как хотелось японцам. Наверное, они действительно не нашли прочной опоры у русских эмигрантов. Летом 1936 года город обеспокоился, когда после ходки «туда» возвратились Маслаков и Акулов – руководители злополучного отряда, отправленного разведывать и громить советский прикордон севернее китайского Мохе. Половина отряда разбежалась по дороге, а от второй половины уцелели только они. Потом, правда, в Харбин приплелись ещё несколько «отрядников», которые и рассказали, как всё было, конечно по секрету, но где же тут было утаить! Японцы их выловили, и те исчезли. Однако подробности их рассказов долго мутили умы харбинцев: отряд больше шестидесяти человек был посажен на мониторы, днём они шли вверх по Амуру и из соображений секретности причаливали только ночью, никому из отряда не позволялось выходить на палубу, и эта душегубка продолжалась несколько недель. Это было похоже на перевозку африканских рабов в трюмах английских или испанских кораблей.

Адельберг, который после той встречи в Яхт-клубе внимательно прислушивался ко всему, что касалось этой темы, понял, что задание отряд не выполнил. Это был серьёзный провал японской разведки, что сегодня и подтвердил Асакуса. Он, правда, постарался эту тему замять и в конце разговора обмолвился, что всё не так плохо, что «произошли события, которые позволяют надеяться на хорошие результаты в будущем». После этих слов Александру Петровичу стало скучно, он понял, что интрига разрешилась, поэтому по дороге домой пребывал в настроении несколько раздвоенном: с одной стороны, это правда, что спокойная жизнь его семьи закончилась, это тревожило и огорчало, хотя опять-таки как сказать – над Сашиком всегда висела угроза; а с другой, – и тут спасибо Анне, что она его поняла, – жизнь своей семьи он берёт под контроль, и появившаяся определённость настраивала на оптимизм.