Коре Холт - Морской герой

Она красивая и дородная, возможно, малость хитроватая, волосы явно завиты при помощи слюны и горячих железных щипцов. Щеки круглее, чем обычно у простолюдинок. Кожа рук грубая от тяжелого труда.

Командор показывает на нее провожающей толпе и задорно кричит:

— Быть ей на брачном ложе! Да она уже там побывала.

Поднявшись вновь на борт фрегата «Белый Орел», командор видит, что изловленный беглец, матрос Фабиан Ёнссон Ври, стоит привязанный к грот-мачте с обнаженной спиной. Вид у него неказистый — грязные вихры, глаза горят ненавистью, лицо — багровое от стыда. Боцман Расмюс Стува любит потянуть время, прежде чем пройтись плеткой по спине несчастного во славу адмиралтейства и его величества. Пусть постоит вот так под насмешки команды, выставив напоказ сгорбленную спину и жалкие ягодицы, — будет не только добавка к заслуженной каре, но и время поразмыслить, стоит ли впредь поддаваться соблазнам. Боцман с тихим упоением мнет зубами жевательный табак. Сбрасывает и сам рубашку, чтобы вольнее взмахивать рукой, после чего трижды чертыхается на восток и трижды на запад. Шлепая ногами по палубе, является судовой священник Каспар Брюн и кричит боцману, чтобы не забыл прочесть молитву. Боцман предлагает ему катиться в преисподнюю и молиться там. Тогда священник обращается к матросу, ожидающему порки. Но Фабиан Ёнссон Ври, он же Фабель, явно из числа строптивых. Стиснув зубы, он шипит, что скорее примет двойную взбучку, чем станет на колени перед поркой.

— Ну, так гореть тебе в адском пламени, — удовлетворенно бурчит судовой священник.

Каспар Брюн человек земной, он радуется всякий раз, когда чья-то душа отправляется в преисподнюю. Боцман начинает медленно считать до пятнадцати, не спеша нанести первый удар. Голос звенит от торжества, и он дошел уже до двенадцати, когда на борт поднимается командор.

У командора бывает неприятная манера отдавать приказы. Что бы ему отдать команду громовым голосом — так тоже бывает, и в таких случаях легче проявить строптивость, медленно волоча по палубе босые ноги, бурые от грязи и дегтя. Но сейчас командор избирает другой способ. Он что-то шепчет на ухо боцману. И уходит.

В этом-то вся беда. Что он такое сказал, да еще с радостью на лице, хотя ему сейчас должно быть совсем не до радости, ведь команда грозилась не поднимать паруса до тех пор, пока каждый матрос не получит положенного жалованья. Командор шептал не совсем внятно. Но боцман знает: если он сейчас пойдет за ним и учтиво попросит повторить приказ громче, командор повторит с такой силой, что не дай бог. И боцман вынужден действовать согласно тому, что он расслышал.

Фабеля надлежит обвенчать перед поркой.

Остается лишь развязать матроса, которого ожидала плетка, и еще неизвестно, радует ли Фабеля наложенная на него дополнительная кара — очутиться под каблуком супруги до того, как по его спине пройдется боцман. Тем временем на борт «Белого Орла» поднимают женщину и две огромные бочки с вином.

Женщина беременна, слух об этом распространяется по кораблю, точно огонь в пороховом погребе. Вино Турденшолд купил в трактире на Хольмене, купил на оставшиеся монеты из денег барона фон Стерсена. Посылают за лекарем, он сбривает Фабелю бороду, намыливает ему физиономию и смывает грязь, потом снимает свои розовые панталоны и рычит на Фабеля, чтобы надевал их, да поживее. «Это желание командора, не мое!»

Появляется невеста.

Свадьба получается достопамятная. Судовой священник Каспар Брюн пьян. Его возмутило зрелище того, как беспардонно корабль его величества оскверняется бражничеством и низким распутством. Склонясь над одной из бочек, он обратился с молитвой к богу и определил, что запах очень крепок. Должно быть, и вкус такой же, подумалось ему, и он решил, что не мешает собрать побольше сведений, прежде чем обращаться с жалобой к командующему эскадрой, адмиралу и камергеру Табелю, когда они через несколько дней придут в Ларколлен в Норвегии. Священник собирает сведения сперва одним черпаком, потом двумя. Держит Библию вверх ногами, вспоминает, словно это было вчера, что по окончании Копенгагенского университета был признан искусным слугой господним, и повторяет трюк, который проделал в тот раз: читает задом наперед текст венчального обряда над склоненными головами жениха и невесты, которые все равно ничего не соображают, стоя на коленях на расстеленном на палубе командорском мундире, в окружении охваченных священным трепетом матросов.

Но сперва командор шепотом осведомился у Фабеля:

— Это правда, что ты спал с ней?

— Правда, господин командор!

— Известно ведь, что ложь из женщины прет, как вода из рассохшейся кадки. Поэтому я не больно-то ей поверил. Ты виновник ее беременности?

— Так точно, господин командор!

— Тогда быть тебе на брачном ложе, хоть ты там уже побывал.

Командор подумывает о том, чтобы произнести речь во славу супружества, но в последнюю минуту отбрасывает эту мысль и в кратком, но выразительном слове призывает всех усвоить сей устрашающий пример, дескать, вот что бывает, когда двое, не дожидаясь церковного дозволения, спешат сорвать без спроса цветы наслаждения. Пробует вставить что-нибудь из Священного писания, но в этом деле он не силен, а обращаться за помощью к захмелевшему Каспару Брюну бесполезно. Находит решение: говорит, что вина предостаточно, а из съестного только солонина, да и в той черви завелись.

— Но все равно мы попируем, прежде чем поднимать паруса. Обещаю, что мы предпримем вылазку на шведский берег и добудем там быка.

Такая речь матросам понятна. Четыре силача ходят по кругу с первой бочкой. Сначала — к невесте. Вливают в нее полный черпак. Жених собственноручно открывает ее рот; она сопротивляется для вида, сверкая белыми зубами. Вино ударяет ей в ноги. После нее подносят Фабелю, но к нему вернулась ясность мысли, исступленная ярость прошла, и он глотает не так жадно, как может казаться со стороны.

Фабиан Ёнссон Ври с Лофотенских островов — нелегок был твой путь сюда, на фрегат командора. Его величество похитил тебя: из Бергена на север было послано судно, чтобы ловить молодых парней в рыбацких поселках, и среди них оказался ты. Правда, сперва ты прятался в горах. Едва не помер от голода — все птичьи гнезда были пустые. Ты предпочел бы возделывать свой клочок земли, чем идти на войну, ты трусил. Голод заставил тебя покинуть укрытие. Тебя схватили. Какой-то голодранец продал тебя его величеству за три шиллинга.

Похищенный, обученный воинскому делу, дважды выпоротый, ты познал науку ненависти, испытал ее силу. Встретил командора, отличного от других офицеров, — могучий голос, живая искра в глазах, речь, которую как угодно можно назвать, только не надменной. И все же ты сбежал от командора. Очутившись в Фредриксхалде, встретил там женщину. Увлек ее за собой в Нюбодер в Копенгагене. Прятался под куриным дерьмом в трактире «Сердитый петух». И был оттуда извлечен для порки.