Юрий Щеглов - Бенкендорф. Сиятельный жандарм

— Совершенно с тобой, Максимилиан Яковлевич, согласен, — сказал Бенкендорф. — Ты прав. Это дело не подлежит огласке. Карл Десятый тоже мог бы потребовать выдачи или, во всяком случае, поинтересоваться бумагами.

— Гаше утверждала, что император Александр Павлович знал, кто она, и обещал защиту и покровительство. Эти сведения сейчас идут от камеристки мистрис Бирх.

— Зачем ей какая-то шкатулка, увезенная в Крым?

— Возможно, там хранятся какие-то письма покойного государя, которые перешли к Гаше от подруги баронессы Крюденер?

— Вполне! Государь сейчас старается собрать все бумаги, касающиеся брата. Я думаю, что они будут уничтожены. Мало ли какие подделки ходят по Петербургу и Москве. Ну и что ты полагаешь по этому поводу? Кто такая Гаше? Авантюристка, мошенница?

— В любом случае и авантюристка, и мошенница. Я видел ее года три назад. В министерство поступали о ней данные. Старушка среднего роста, довольно стройная, со следами былой привлекательности. Носила серый редингот, тщательно завитые седые волосы прятала под черным бархатным беретом с разноцветными перьями и пряжкой. Говорила на изысканном французском. Физиономия смышленая, с живыми, не утратившими блеска глазами. Люди, которые с ней общались, отмечали ровную любезность и тут же пренебрежительное отношение к низшим. Говорила, или, скорее, намекала, что граф Калиостро, граф Прованский и граф д’Артуа ее близкие знакомые. А герцог де Роган, князь Станислав Понятовский и министр финансов де Калонн — покровители. Девичья фамилия — де Сен-Реми Валуа.

— Должен тебе сказать, что в юности я читал какую-то брошюрку с довольно подробным описанием этого скандала. Там ее обвиняли в краже ожерелья без всяких экивоков. И еще больше мужа, Николя де ла Мотта, кстати, жандармского офицера из роты бургиньонцев. Мне дали ее почитать на одну ночь, и никогда не догадаешься кто. Платон Зубов!

— Сейчас о мошеннице создали целую литературу. Гёте написал «Великий Кофта», Шиллер «Духовидец», а Томас Карлейль «Бриллиантовое ожерелье». И сколько еще напишут.

— Словом, поступим нижеследующим образом. Я доложу государю. Через несколько дней двор должен быть в Москве. Ты продолжай поиски и все-таки выясни, чем она занималась в России. Учти, что надвигается война с Портой. Начальнику Главного штаба генералу Дибичу поручено составить план кампании. Де Гаше жила в Крыму. Нет ли тут какого-нибудь шпионства? Ведь эта безродная публика на все готова за деньги. Кроме того, у нее выработан, очевидно, определенный почерк. Возвратимся из Москвы — продолжим. Бумаге не доверяй! Пошли человека с тайной миссией в Крым, независимо от действия официальных властей. Выяснить надо все, что только возможно, хотя и Гаше и Крюденер уже на том свете.

Доклад о графине де Гаше Бенкендорф представил государю в Москве в первых числах августа.

Выслушав Бенкендорфа, государь сказал:

— Что ты думаешь обо всей этой истории? И не соотносится ли она с нашими действиями против Порты?

— Полагаю, что нет. Однако бумаги отыскать надо и изъять.

— Хорошо. Я велю Дибичу написать таврическому гражданскому губернатору. Кто там сейчас?

— Нарышкин, ваше величество. Три отвратительные бабы, а шуму-то!

— Пусть напишет Дибич и вытребует шкатулку. А ты пошли туда верного человека: пусть проследит. Дибич мой начальник штаба. Если впутать полицию, можно спугнуть.

Государь вызвал Дибича и в присутствии Бенкендорфа объяснил, в чем дело. На следующий день в Крым умчался курьер.

Из Москвы в Крым путь нелегкий.

После коронационных торжеств составление плана войны против Турции пошло энергичнее. Император Николай вовсе не стал миндальничать и брать пример со старшего брата, который в Лайбахе отказался поддерживать Грецию. При нем Порта опустошала Молдавию и Валахию. Даже баронесса Крюденер не согласилась с Благословенным и призвала к крестовому походу против султана Махмуда, повесившего в первый день Пасхи у ворот дворца константинопольского патриарха в полном облачении. Многие события принудили императора Александра переменить позицию и выставить ультиматум Блистательной Порте. В южных губерниях России начали концентрироваться войска. Греция обрела новую надежду. Теперь события в какой-то степени повторились. Император Николай еще до казни мятежников выставил турецкому султану ультимативные требования: восстановить княжества Молдавия и Валахия, освободить сербских депутатов и дать Сербии учреждения согласно Бухарестскому договору, заключенному в середине 1812 года, прислать делегатов на русскую границу для переговоров. В правоте собственных поступков он убедился через три года, когда в Веймаре Гёте сказал ему:

— Ваше величество, политическое будущее России — это восточный вопрос и, возможно, польский. Но главное для вас сейчас — это Восток!

Султан Махмуд подписал соглашение и принялся готовиться к войне. Политическая и отчасти военная борьба с Турцией заняла почти весь 1827 год. Действия графа Паскевича против персов и продвижение к центру Армении, с одной стороны, насторожили Европу, а с другой — восхитили. Персидский шах опять готовился к войне, отказавшись ратифицировать невыгодный для него мир с русским императором.

Да, действительно, будущее России в те годы решалось на Востоке.

Для Бенкендорфа 1827 год — год напряженного формирования высшей наблюдательной полиции. Страна была разделена на семь округов во главе с генералами и штаб-офицерами. Была образована сеть тайных агентов, которые подчинялись жандармским офицерам и обязаны были поставлять необходимые сведения. Как комендант главной императорской квартиры, Бенкендорф значительно расширил полномочия и одновременно показал обществу, что III отделение и корпус жандармов не являются какими-то новыми полицейскими ведомствами вроде прежних министерств, а становятся силовой сутью управления страной, воплощающей в жизнь повеления монарха. Именно III отделение и корпус жандармов заботятся об исполнении законов, поддерживая тесную связь с Министерством внутренних дел и Министерством юстиции. Это структурное изменение общество должно было понять. На фоне оригинальной концепции, выдвинутой Бенкендорфом и поддержанной государем, действия мелких агентов вроде Шервуда, получившего в качестве главной награды приставку «Верный», кажутся мелкими и незначительными. Раздутые будущими историками, они исказили общую картину николаевской России, выдавая мелкое и частное за общее и определяющее.

Коронационные торжества и маневрирование гвардейцев и гренадер, составивших сводный корпус, вызвали восторг у маршала Мармона — посланца короля Карла X. Герцог Рагузский спросил у императора: