Юрий Щеглов - Бенкендорф. Сиятельный жандарм

— Теперь ты должен меня слушаться, Алекс! Я тебе вместо отца и матери. Слышишь, что она пишет? Прошу императора, — прочел он медленно и внятно, — не оставить своим покровительством детей женщины, бывшей моим искренним другом и память которой будет всегда мне дорога. Волей-неволей я не оставлю тебя своим покровительством, выполняя завет матери.

— Государь! — И Бенкендорф склонился в глубоком смятении перед императором.

Он не мог произнести ни слова. Вся жизнь — давнее и недавнее прошлое — промелькнула в ту минуту перед глазами. Завещание покойной императрицы укрепило связь между ним и государем, и не только замечанием о служебном рвении Бенкендорфа. Она напомнила сыну, что исполняла материнские обязанности по отношению к людям не одной с ними крови и на том свете не перестанет беспокоиться о их будущем. Эта обнародованная открыто нерасторжимость фамилии Романовых и Бенкендорфов, если вспомнить, какие обязанности были возложены на последнего, превращали его в нечто большее, чем друг и соратник государя, отвечающий за безопасность царской семьи. Бенкендорф становился вторым лицом в империи, и теперь соперничество с Дибичем, Чернышевым, Орловым и любым другим человеком принимало иной привкус. Однако и обязанности у Бенкендорфа становились другими. Если в Витебске по дороге на юг, пригласив Бенкендорфа впервые в свою коляску, император подчеркивал доверие и благоволение, то с момента вскрытия завещания соединяющие узы превращались из служебных в родственные. Это волшебное превращение могла совершить лишь покойная императрица, упомянув о материнских обязанностях по отношению к детям Тилли. И надо отдать должное государю — он не пренебрег словами матери и через десяток лет, когда Бенкендорф заболел и его участие в государственном управлении стало в известной степени условным.

Но пока он был в силе и служил крепкой опорой. Удачная война с Турцией и подписанный в следующем году Адрианопольский мир развязывали руки России на Европейском континенте и позволили императору, хотя бы внутренне, противостоять грядущим революционным событиям во Франции и Польше. Падение Варны оказалось происшествием первостепенной важности. Война с Турцией выявила многие слабости в армии и военном министерстве, но все-таки подтвердила мощь русского оружия и обоснованные претензии России на юге и востоке.

Крепость Варна, лежащая у подошвы Малых Балкан, на прямом береговом сообщении с Бургасом и другими портами Черного моря, имела для России большую важность. С покорением ее армия соединялась с флотом и дальнейшему наступлению внутрь страны открывался удобнейший из всех путей для перехода через Балканский горный хребет. Сама крепость состояла из главного вала с сильными бастионными фронтами и широким глубоким рвом — в окружности до семи верст. Капудан-паша возглавлял двадцатитысячный гарнизон при двух — без малого — сотнях орудий. А теперь это все перестало угрожать России. Последний штурм Варны был действительно триумфом армии. Два бастиона, особенно упорно сопротивлявшиеся, подняли на воздух мины. Прилегающий к ним городской квартал превратился в груду развалин. Дом, где жил паша, рухнул. После двух с половиной месячной осады Варна сдалась. Корпус, спешащий на помощь, отступил под атаками войск генералов Бистрома и принца Виртембергского. Кампания 1829 года, предшествовавшая подписанию мира, была обеспечена блестящими успехами. Вообще император был доволен действиями и армии, и военачальников. И адмирал Меншиков, и Воронцов, и генерал Головин, и Бистром, и принц Виртембергский доказали еще раз свои таланты на поле битвы, а не в манеже. Да и сам государь перенес немало за время поездки на юг. Он не пожалел, что назначил руководить операцией графа Витгенштейна, хотя его отговаривали.

Победу над Турцией омрачили для Бенкендорфа два события личного свойства — смерть императрицы Марии Федоровны и гибель в Праводах брата Константина, тело которого доставили в Петербург в свинцовом гробу. Между тем даже мелкие события на юге показали обществу, что император собирается занять вполне умеренную позицию по отношению к соседним странам и сделать ряд примиряющих шагов для успокоения самых разных сословий, взбудораженных мятежом на Сенатской. Подобное было бы просто невозможно без советов Бенкендорфа. Примером может служить поведение государя при встрече с некрасовцами, которые не раз проливали братскую кровь в свирепых стычках с русской армией.

Государь ехал с главной частью корпуса генерала Рудзевича к Бабадагу. Здесь густо были разбросаны селения некрасовцев. Государя они встретили на коленях, вымаливая прощения за прошлое и предлагая не только отведать приготовленное угощение, но и поставлять продукты русской армии. Государь не сразу принял решение, как с ними поступить. До сих пор на довольно больших территориях помнили разбойные подвиги сына станичного атамана. С мая 1708 года Кондратий Булавин сам стал войсковым атаманом. Много вреда бунт, охвативший Дон, Левобережную и Слободскую Украину, перекинувшийся на Среднюю и Нижнюю Волгу, нанес политике Петра Великого, в сущности подготовив почву для нашествия Карла XII и мятежа гетмана Мазепы. С огромным трудом князю Долгорукому удалось разбить восставших и перетянуть на свою сторону казачью старшину, которая и расправилась с Булавиным. Дончаки ушли с атаманом Некрасовым сначала на Кубань, а потом и дальше — в Турцию и на завоеванные территории. Несмотря на соблюдение христианских законов, некрасовцы верой и правдой служили Оттоманской державе. Покорение территории, ранее принадлежавшей Турции, поставило их в тяжелое положение.

— Ну как простить? — говорил император Бенкендорфу. — За сотню лет сколько натворили? Покойный брат рассказывал, как они действовали перед самым вторжением Наполеона. Тогда они были против мира с Россией. Русские люди!

— Надо уметь примириться. Авось из того что-то доброе и получится. Особенно во время войны!

Император, приблизившись к коленопреклоненным некрасовцам, велел им подняться и произнес вначале тихо и даже с некоторой неуверенностью:

— Русские люди! Не стану вам напоминать о прошлом. Пусть оно подернется дымкой времени.

Если действительно вспомнить, чем обернулась булавинская вспышка и затем военные подвиги некрасовцев в составе армии Блистательной Порты, то ни о каком примирении и впрямь речи не могло идти. Среди потомков булавинцев и некрасовцев находилось немало таких, кто не желал сделать шаг навстречу бывшей родине.

Постепенно голос императора окреп, и в нем проступила убежденность: