Роберт Стивенсон - Сент-Ив (Пер. Чистяковой-Вэр)

— Дайте мне обратно мой банковский билет!

Содержатель шинка, следуя своему обычному правилу угождать каждому, не стал мешать мне. Положение моего врага ухудшилось. Он потерял из виду двух моих товарищей. Я тоже ускользал от него, и он не мог надеяться на то, чтобы бывшие в шинке согласятся оказать ему помощь. Наблюдая за ним исподтишка, я заметил, что в течение одной секунды он колебался, однако через мгновение встал и снял с дверной ручки свою шляпу и парик, сделанный из черного конского волоса, а из-за скамьи достал сюртук и маленький чемоданчик. «Черт возьми, — подумал я, — неужели этот негодяй пойдет за мною?»

Едва я вышел из харчевни, как мой законовед очутился сзади меня. При свете месяца я рассмотрел его лицо.

В чертах клерка читалось выражение решительности и спокойствия. Я невольно вздрогнул, подумав, что это нельзя назвать обыкновенным приключением. Сент-Ив, ты напал на человека с характером. За тобой гонится зубастый бульдог, хищная ласка. Как ты отделаешься от него? Кто он?

По некоторым его выражениям я заключил, что он постоянный посетитель судебных заседаний; но в качестве кого бывал он в залах суда? В качестве простого зрителя, клерка адвоката, подсудимого или же (что было хуже всего) в качестве шпиона, сыщика?

В полумиле расстояния от шинка меня, вероятно, ждал наш фургон, как раз на той дороге, по которой я шел; я мысленно сказал себе, что будь мой преследователь сыщиком или нет, через несколько минут он очутится в моих руках. Вскоре я решил, что этот навязчивый человек не должен видеть фургона. До тех пор, пока я его не убью или не прогоню, думалось мне, я останусь в разлуке с товарищами, буду брести один по замерзшей проселочной дороге, ведущей неизвестно куда, чувствуя шаги ищейки, преследующей меня по пятам, и не имея с собою другого спутника, кроме палки из остролиста.

Мы очутились у разветвления дороги; левая ветвь ее шла под густой темной чащей нависших ветвей деревьев. Ни один луч лунного света не проникал через листву. Я наудачу свернул на эту дорогу. Негодяй, шедший за мной, последовал моему примеру. Некоторое время мы молча шагали по замерзшим лужам. Наконец он захихикал и сказал:

— Это не дорога к мистеру Мертону.

— Нет? — ответил я. — Зато это мой путь.

— Значит, и мой, — проговорил он.

Мы снова умолкли и, вероятно, около полумили шли в густой тени ветвей; вдруг дорожка сделала внезапный поворот, и мы попали в яркий свет. Я обернулся. На плечи клерка был наброшен плащ с капюшоном; из-под шляпы виднелся черный парик; он держал свой дорожный мешок в руке и с угрюмой сдержанностью ступал по льду; я едва узнавал моего противника, так сильно изменился он, изменился во всех отношениях; из прежнего в нем осталось только сухое, педантичное выражение лица, говорившее о неуступчивости, о постоянных усидчивых занятиях и о привычке к высоким сиденьям. Я заметил, что в мешке клерка, должно быть, лежало что-нибудь тяжелое. Обсудив положение вещей, я составил новый план и сказал:

— Ночь вполне соответствует времени года. Не побежать ли нам? Мороз меня так и подгоняет.

— С большим удовольствием, — ответил мой враг.

Его голос звучал очень уверенно, и это не особенно утешило меня. Но мне оставалось только или попробовать осуществить задуманный мною план, или прибегнуть к насилию, что я всегда мог успеть сделать. Итак, мы пустились бежать — я впереди, он сзади; некоторое время топот наших ударявших о землю ног, вероятно, разносился на расстояние полумили кругом. Когда мы пустились бежать, мой спутник держался на шаг позади меня; когда мы остановились, расстояние между нами не увеличилось ни на йоту. Несмотря на свои лета, несмотря на тяжесть чемоданчика, этот человек ни на волос не отстал от меня! Пусть дьявол гоняется с ним, если он хочет, думалось мне, у меня же не хватает на это сил.

Кроме того, бежать так скоро значило действовать против моих же собственных интересов. Мы непременно скоро прибежали бы куда-нибудь; после каждого поворота дороги я мог очутиться перед калиткой какого-нибудь сквайра Мертона среди деревни, в которой констэбль не напивается, или в руках ночного дозора. Нечего было делать — следовало покончить с моим преследователем. Оглянувшись кругом, я увидел, что мы находимся как раз в самом подходящем для этого месте. Нигде не виднелось жилья, не блестело ни огонька, расстилались только сжатые или оставленные под пар поля, да стояло несколько чахлых деревьев. Я остановился и гневным взглядом посмотрел прямо в глаза моему врагу, сказав:

— Довольно дурачиться!

Он тоже обернулся; его лицо было бледно, но не носило на себе отпечатка страха.

— Я вполне разделяю ваше мнение, — произнес клерк. — Вы желали посмотреть, как я бегаю, теперь не будет ли вам угодно взглянуть, умею ли я прыгать? Получите совершенно такой же результат. Исход может быть только один.

Моя палка со свистом закружилась в воздухе.

— Полагаю, вам известен этот исход? — проговорил я. — Мы одни, стоит ночь, и я окончательно решился. Вы не боитесь?

— Нет, — отвечал он, — ничуть. Я не умею боксировать, сэр, но я не трус, и для упрощения наших отношений с вами я скажу, что никогда не отправляюсь в дорогу без оружия.

Моя палочка с быстротой молнии просвистала над его головой, так же поспешно отклонился и мой законовед; через секунду в его руках заблестел пистолет.

— Довольно, господин французский пленник! Мне не хочется иметь на совести вашу смерть.

— А мне вашу, поверьте, — ответил я, опустил палку и невольно с чувством, похожим на восхищение, взглянул на моего врага. — По-видимому, вы упускаете из виду одно обстоятельство, а именно, что, по всей вероятности, вы промахнетесь.

— У меня их пара, — ответил клерк. — Никогда не путешествуйте без пары таких ревунов.

— Поздравляю вас! — проговорил я. — Вы умеете постоять за себя — это хорошая черта. Однако, милейший, взглянем на дело спокойно. Вы не трус, я тоже. По каким бы то ни было причинам, но я желаю держать свои дела в тайне и идти без спутников. Ну, скажите мне, неужели я должен выносить ваше присутствие, ваше постоянное и — простите мне выражение — очень дерзкое вторжение, ingérence, в мои частные дела?

— Опять французское слово, — спокойно заметил он.

— Ах, да подите вы с вашими французскими словами! — вскричал я. — Вы сами, должно быть, француз!

— Я пользовался всеми встречавшимися мне случаями, чтобы учиться, — объяснил мне мой спутник. — Мало найдется людей, знающих лучше меня сходства и различия наречий или акцентов двух языков.

— При этом вы говорите очень высоким слогом.

— О, я умею делать различие, — ответил законовед. — Я могу говорить с бедфордширскими крестьянами, но, надеюсь, могу и выражаться как следует, разговаривая с образованными джентльменами вроде вас.