Владимир Москалев - Гугеноты

Лесдигьер начал искать глазами баронессу, как вдруг Камилла сама появилась в дверях под руку с мадам де Сагонн, фрейлиной королевы. Не успел Лесдигьер сделать к ней и двух шагов, как принц Конде стремительно пересек зал, завладел вниманием баронессы, легко взял ее под руку и увлек ее к той группе, которую только что оставил. Камилла оглянулась и, увидев нахмурившегося Лесдигьера, виновато улыбнулась ему через плечо. Он понял, что Конде, обласканному Екатериной, было все дозволено, никто не смел ему указывать на недостойность поведения, и он, с пренебрежительной улыбкой глядя поверх голов придворных, знал, что ни один из присутствующих не посмеет ему перечить. Его любвеобильную натуру познали уже все фрейлины королевы, теперь он, бродя по коридорам Лувра вместе с Матиньоном, подыскивал себе новую жертву. И вот тут-то его приятель и навел его на мысль заняться баронессой де Савуази, которая, по его словам, украдкой бросает на принца недвусмысленные взгляды.

Лесдигьер, наблюдая, как Конде, обнимая его возлюбленную за талию, шепчет ей что-то на ухо, а она, улыбаясь, слушает его, молча, хмурил лоб и сжимал побелевшими пальцами рукоять шпаги.

Этим же вечером они, наконец, встретились, и баронесса, обнимая и целуя Лесдигьера, убеждала его, что не давала принцу никакого повода для такого поведения, и не знает, как от него отделаться. В довершение всего Камилла сообщила, что Конде пригласил ее к себе во дворец. Лесдигьер немного успокоился, получив от своей возлюбленной клятвенные уверения, что на это свидание она не пойдет, хотя принц и уверил ее, будто она будет там не одна. Что будет дальше, Лесдигьер не представлял.

В такую минуту и застал его герцог де Монморанси — сидящим на кровати и хмуро глядящим в окно поверх крыш домов.

— Что с вами случилось? — спросил маршал, подсаживаясь рядом. — Вас не узнать, на вас нет лица.

— Что вы, монсеньор, — ответил Лесдигьер, тщетно пытаясь улыбнуться. — Со мной ничего не случилось, уверяю вас.

— Чего ради тогда вы сидите взаперти и никого не хотите видеть?

— У меня просто неважное настроение, вот и все, — вздохнул несчастный влюбленный.

— Отчего? Кто вам испортил его? Вот что, дорогой мой кавалер, рассказывайте мне сейчас же все, будто вы на исповеди; видит Бог, дело касается амурных дел, и, может быть, я смогу вам чем-либо помочь.

И Лесдигьер, собравшись с духом, поведал маршалу, как Конде вздумал сделать баронессу своей любовницей, что вот уже несколько дней он увивается вокруг нее и пригласил ее на днях в свой загородный дворец.

Герцог внимательно выслушал его, не перебивая, и, когда печальный рассказ был закончен, произнес:

— Почему же баронесса, коли ей и самой это не нравится, не расскажет обо всем Диане? Та пожаловалась бы королю, ведь он ее брат по отцу, и Карл сделал бы надлежащее внушение принцу.

— Он все равно сделает по-своему, — мрачно изрек Лесдигьер.

— Черт возьми! — воскликнул герцог. — Да он просто бессовестный негодяй, этот Конде! Не в обиду будь сказано, Лесдигьер, но хороша же ваша партия гугенотов, если ею правят такие вожди. Мне известны его дворцовые похождения и интриги. А став два года тому назад вождем протестантов, он совсем обнаглел, когда мадам Екатерина позвала его ко двору.

— Скажите лучше, что мне делать, монсеньор, ведь я теряю даму своего сердца, которую… видит Бог, я люблю.

— Полагаю, с него надлежит сбить спесь и поучить хорошим манерам, преподав урок вежливости.

— Ах, был бы это простой дворянин, я давно проучил бы его за дерзость, но ведь он принц крови! Как могу я, простой смертный, обнажить против него шпагу? К тому же он вождь протестантов; я не смею поднять на него руку, не заслужив при этом проклятия своих собратьев по партии. Вот что меня угнетает, монсеньор.

Герцог, помолчав, дружески положил руку ему на плечо:

— Я понимаю вас, Лесдигьер, и разделяю вашу тревогу. Не беспокойтесь, я уже нашел выход из создавшегося положения. Я говорил вам, что его надо проучить, так вот — это сделаю я.

— Вы, монсеньор? Ради бога, прошу вас, не делайте этого! — горячо запротестовал Лесдигьер. — Не пятнайте меня позором перед моими товарищами и успокойте мою совесть, скажите мне, что вы не предпримете никаких шагов против жизни принца Конде!

— Успокойтесь, мой храбрый кавалер. Я ведь сказал, что собираюсь только проучить его, но не убивать.

— Я опасаюсь иного! Ведь Конде брал уроки у лучших фехтовальщиков Франции.

— Если я его не проучу, этого не сделает никто. А между тем зло должно быть наказано. Сегодня он похитил у вас вашу возлюбленную, а завтра ему вздумается затащить в постель любую приглянувшуюся ему даму, невзирая на общественное положение ее самой или ее мужа.

— О монсеньор…

— Так вот, пока он не зарвался вконец, я приму свои меры, — и он ушел, оставив своего верного телохранителя во власти горестных дум и противоречивых мыслей.

На другой день принц Конде так же, как и прежде, ворвался в кружок придворных дам и завладел вниманием баронессы де Савуази: букет цветов и куча комплиментов, от которых бедная Камилла порядком уже устала. Конде по обыкновению взял ее под руку, собираясь выйти с нею в сад, как вдруг в галерее все стихло. Десятки глаз устремились на герцога Монморанси, направлявшегося прямо к Конде.

— В чем дело, герцог? — остановившись, недовольным тоном проговорил Конде.

— Дело в том, принц, что я хочу забрать у вас вашу даму, — невозмутимо ответил Франсуа де Монморанси.

— Что такое? Забрать? — переспросил Конде, и брови его поползли вверх. — Да в своем ли вы уме, милостивый государь?

— Более чем когда-либо, ваше высочество. И я повторяю свою просьбу.

— Мою даму? Да что вы мелете, сударь?

— Она не ваша, и мне очень хочется вернуть ее тому, кому она отдала свое сердце.

— И кому же? — с усмешкой спросил Конде. — Кто этот счастливчик, чья возлюбленная так пришлась мне по вкусу?

— Кто бы он ни был, но он первым завоевал эту крепость, и вам должно быть стыдно, что вы самым бессовестным образом, пользуясь своим правом силы, отнимаете у него возлюбленную.

Лицо Конде побагровело не столько от оскорбления, сколько от того, что высказано оно было публично.

— Вы понимаете, с кем вы говорите? — вспылил Конде. — Перед вами принц королевской крови, а кто вы такой?

— Я герцог де Монморанси, маршал Франции. К тому же не забывайте, что мы с вами двоюродные братья.

— Да вы с ума спятили, сударь! Я велю вас взять под стражу и засадить в Бастилию!

— Только посмейте, принц, и вы увидите, кто настоящий хозяин в Лувре.

— Охрана! Ко мне! Взять этого человека! — громко крикнул Конде, показав рукой на маршала.

На его зов тотчас откликнулись с полдюжины швейцарцев, которые, приблизившись к принцу, вытянулись по струнке и взяли на караул, слаженно громыхнув древками алебард о каменные плиты пола галереи.