Николай Данилов - Кордон

Когда весть о пребывании иностранцев на забытом людьми и богом полуострове дошла до Иркутска, а затем и Санкт-Петербурга, там всполошились: «Чужеземцы были в Камчатке! Это опасно. Они, как у овцы ухо, могут отстричь от России полуостров…» Вскоре последовал царский указ: «Так как в Камчатку путь сделался известным иностранцам, то повелеваю привести порт в оборонительное положение». И тогда в Петропавловск направили несколько десятков служивых и мелкокалиберные медные пушки, скорее годные как сигнальные, чем боевые. А чужеземцы, не страшась «вооруженного» русского порта, продолжали навещать Авачинскую губу.

В 1787 году, совершая кругосветное путешествие, Петропавловск навестила эскпедиция, возглавляемая Жаном Франсуа де Гало Лаперузом. Французский мореплаватель оставил в Камчатке своего курьера Лессепса, владевшего русским языком, чтобы он сушей через всю Россию добрался до Парижа и доложил о результатах неоконченного кругосветного путешествия. Лессепс оказался единственным человеком, оставшимся живым из всего экипажа: в 1788 году экспедицию Лаперуза скрыла морская пучина у островов Санта-Крус.

В 1804 году на рейде Петропавловской гавани появился русский корабль «Нева», совершивший кругосветное путешествие. Его привел в Камчатку Иван Федорович Крузенштерн. Этот мореплаватель был инициатором и творцом Камчатской реформы. По его настоянию Петропавловск стал административно-хозяйственным центром полуострова. Позже у берегов Камчатки побывало несколько русских кораблей кругосветных путешествий. Их приводили Головин, Коцебу, Бичи, Литке, Невельской…

— Богатая история маленького порта, — сказал Василий Степанович, выслушав рассказ Зарудного. — Только подумать, с какими знаменитостями связан наш Петропавловск! С историей Камчатке повезло. Плохо другое: без спроса в Авачинскую губу заглядывают незваные гости.

Завойко знал, что в последнее время в Петропавловскую гавань беспрепятственно входили суда разных стран — торговые, транспортные, военные. Одни сворачивали из океана в Авачинскую губу, чтобы передохнуть, другие прибывали с явным намерением поохотиться в тихом водоеме на китов, третьи появлялись с целью досконально разведать чужие берега. Никто из иностранцев тут никого не боялся, а к запретам малочисленных россиян относились наплевательски. Чужеземные моряки вели себя в порту разнузданно, не обращая внимания на хозяев.

Увидя все это своими глазами, Завойко взялся руками за седую голову. С чего начинать? Очистить порт полностью от иностранцев невозможно. Коммерческим судам, к примеру, путь в гавань не преградишь. Но ведь и другие не просят разрешения. Эти обстоятельства и волновали в первую очередь нового правителя Камчатки. Как допустили, что зарубежные суда самовольно входят в Авачинскую губу? Кто позволил их экипажам бузить в русском порту? Это же очень опасно, когда пьяные иностранные моряки нсдут себя как флибустьеры. Женщины страшатся выходить из домов, переживают за мужей — от чужеземцев нечто ожидать можно. У губернатора самого не старая и красивая жена, восемь детей. При таком положении в порту и им небезопасно удаляться от флигеля. Нет, вопиющих безобразий Завойко не потерпит.

Торговые корабли союзников и нейтральных стран, понятно, приходить в гавань будут. Но капитанам их судов надо дать ощутимо понять, что отныне в Камчатке есть свой губернатор и он на полуострове полный хозяин. Если иностранцы будут учинять в русском порту беспорядки, к ним примейят самые жестокие меры: пороть дебоширов лозой или сажать в карцер. Так Завойко поступит с моряками союзников. Неизвестным же чужестранным судам доступ в Авачинскую губу закрыть!

Василий Степанович распорядился поставить на Дальнем маяке, у входа в губу, пушку. Она будет приветствовать свои корабли и союзников, а остальных предупреждать — вход в русский порт запрещен! Исключение составят только суда, потерпевшие в пути бедствие. Но и в этих случаях с капитанов будут брать заверения, что их люди ни при каких обстоятельствах не нарушат правила, установленные губернатором Камчатки. Что касается внутреннего порядка, Василий Степанович тоже все продумает в деталях. Главное, надо сразу же внушить, довести до сознания каждого, что так, как они жили в Камчатке до прибытия губернатора, жить больше нельзя, психологически настроить людей на коренное изменение. Но прежде чем требовать от моряков и солдат больших физических и душевных усилий, необходимо побеспокоиться хотя бы об элементарном улучшении их быта. Как вовремя Муравьев прислал имущество для петропавловского гарнизона!

Разместив семью в двухэтажном особняке, расположенном на зеленом склоне Петровской горы, почти у ее подножья, на берегу Петропавловской (или Малой) гавани, Завойко сразу же приступил к служебным делам. Он приказал построить на смотр гарнизон порта.

Капитан-лейтенант Стиценков, временно оставшийся за правителя Камчатки, выполнил приказ губернатора. Облаченный в морскую парадную форму (возможно, надел ее в Петропавловске впервые) капитан-лейтенант контрастно выделялся на фоне пестро одетого гарнизона. Вы-ровнив строй, Стиценков подал команду:

— Смирно! Глаза — прямо!

Морской офицер строевым шагом направился к губернатору, поднимая ногами пыль. Остановился в двух саженях, взметнул руку к фуражке, но не успел открыть рта, как Завойко небрежно махнул перчаткой. Капитан-лейте-

нант, не опуская руки с оттопыренным большим пальцем, уставился на генерала бессмысленно выпученными главами. Он не понял: докладывать или не докладывать?

Губернатор смотрел на офицера в новой форме уничтожающим взглядом.

— Вы кого мне построили? — тихо спросил он. — Кого намерены представить?

— Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, сие не в полном составе сорок седьмой флотский экипаж и инвалидная…

Генерал не дал договорить:

— Куда вы дели моряков и солдат?

— Матросов отсутствует двадцать восемь человек, солдат — семнадцать, — отрапортовал офицер. — Все по уважительным причинам…

— Где остальные?

На лице Стиценкова появилось нечто вроде улыбки — он не понял шутки генерала.

— Остальные, смею доложить, присутствуют. — Для большей убедительности офицер показал рукой на строй. — Сие — моряки, а сие — солдаты инвалидной команды.

— Сие, — иронически произнес Завойко, — толпа нищих, а сие — голодранцы под ружьем.

Стиценков смущенно заморгал глазами. Он не находил слов для ответа.

— Подайте команду «вольно», — приказал генерал и подошел к правофланговому, самому высокому моряку с облинявшими лычками на коротких матерчатых погонах.

— Унтер-офицер Сорок седьмого флотского экипажа Спылихин! — вытянувшись, представился тот.