Вадим Каргалов - За столетие до Ермака

Салтык встрепенулся:

– Не отдают, говоришь, мольбища без большого боя? И князь к мольбищу выходит, и князцы?

– Истинно так! Да ты, воевода, лучше Емельку спроси, он знает.

Емельдаш недовольно покосился на священника, но все-таки кивнул, подтверждая его слова. Не понравились Емельдашу насмешливые слова о вогульских богах… Хоть и молился теперь Емельдаш бородатому русскому богу и тот бог был милостив к нему, но у вогуличей боги тоже хорошие, помогают людям. Однако правду сказал слуга русского бога о почитаемых мольбищах, как было не подтвердить? К тому же не на лозьвенские мольбища наводит Арсений воевод. Обского Старика, к примеру, больше остяки почитают, чем вогуличи. Если интересно воеводе Салтыку о мольбищах слушать – пусть слушает, Емельдаш его уважает…

Салтыку было не просто интересно. В рассказе Арсения о почитаемых князьями мольбищах он увидел вдруг выход из затруднительного положения. Как ведь выходило? Подступить ратью к мольбищу – и вогульские князья сами соберутся? Не надо их по лесам разыскивать? Надобно зарубку на память сделать…

Но пока заботы были другие – о тюменском хане Ибаке. Судовая рать приближалась к краю Тюменского ханства, и пора было подумать о государевом наказе: попугать тюменского хана.

Иван Салтык перебирал в памяти все, что он знал об Ибаке, а знал он немало. О тюменском хане подробно рассказывал в Москве дьяк Иван Волк, когда напутствовал Салтыка на воеводство.

Извилистым и кровавым был путь Ибака к власти, под стать непрямому и жестокому пути к возвышению над соседними народами самого Тюменского ханства.

Первым ханом татар, кочевавших в степях по Ишиму и Туре, был Хаджа-Мухаммед из рода Шейбани, внук Батыя. Столица его – Кызил-Тура – стояла где-то на реке Ишиме. Потом улус наследовал сын его Махмуд, потом внук – Шейх-Хайдар. Внука-то и столкнул Ибак, заручившись помощью ногайских мурз Мусы и Ямгурчея. Была большая война, Шейх-Хайдар погиб на реке Тоболе, покинутый своими мурзами.

Новый хан Ибак не пожелал оставаться на Ишиме, где было много родичей и сторонников Хайдара, перенес столицу в город Чинги-Тура, к северному краю своих владений.

Дерзким и удачливым воителем оказался Ибак. Вместе с ногайскими мурзами он ворвался черной тучей в степи между Волгой и Днепром, нагнал отходившего от Угры-реки хана Ахмата и убил его. В руки хана Ибака попали несметные богатства Большой Орды, многотысячные табуны, литовский полон. Многие Ахматовы мурзы переметнулись тогда к новому властителю, ушли с ним в Сибирь.

Тогда же, в лето шесть тысяч девятьсот восемьдесят девятое, хан Ибак впервые послал в Москву посольство. Тюменский посол Чумгур был принят государем Иваном Васильевичем с честью и отпущен с подарками. Как же иначе? Великую услугу оказал государю Ибак, освободив от лютого недруга хана Ахмата! Казалось, между Москвой и Чинги-Турой воцарится мир. Но доброго мира не получилось…

Ибак начал ссылаться с казанским ханом Алегамом, явным недругом Москвы. Зачастили в Чинги-Туру казанские царевичи и мурзы, а некоторые и вовсе в Тюменском ханстве остались.

Ногаи, у которых с Москвой тоже было размирье, в Чинги-Туре дневали и ночевали. Ногайский мурза Муса стал даже шурином самого Ибака. Когда ногайские мурзы затевали походы на русские украины, в их ордах под видом ногаев оказывались и тюменцы. Все это очень не нравилось посольским дьякам великого князя Ивана Васильевича. «Единачество врагов наших вижу!» – сказал дьяк Федор Васильевич Курицын, и государь согласился с ним.

Окрепнув, само Тюменское ханство начало продвигать свои границы в сторону России. Хан Ибак теснил вогуличей, подминал под себя юрты между Турой и Тавдой, куда раньше татары приходили только на короткие летние кочевья. Даже за реку Тавду, в край лесов и болот, прорывались конные тысячи хана Ибака. Некоторые вогульские князьки уже именовали себя мурзами и давали ясак тюменскому хану.

Но если б только пограничными со степью вогульскими юртами ограничивались замыслы Ибака!

На Нижнем Тоболе и Среднем Иртыше издавна был улус князя Тайбуги. Потом там сидели его наследники, князья Тайбугина рода. Богатые были у них земли и воинов много. Но и на Иртыш протянул хан Ибак свои жадные руки. Сначала он выдал свою сестру замуж за князя Мара, а потом, воспользовавшись родственной близостью, вероломно убил шурина и захватил его улус. Сыновья Мара – Адер и Яболак – только тем и спаслись, что бежали в леса.

Расползалось Тюменское ханство по сибирским землям, как чернильное пятно на бумаге. Богател хан Ибак, собирая дань с черных людей, вымогая ежегодные подарки у мурз и князьков.

Тюменское ханство становилось опасным, и большим воеводам Федору Семеновичу Курбскому Черному и Ивану Ивановичу Салтыку Травину было велено попугать хана Ибака, но большой войны, если возможно будет, не развязывать. А самому Ибаку было велено передать так: пусть-де властвует в своих степях, но в вогульские земли не входит и государю Ивану Васильевичу не вредит ни в каких делах, особливо в казанских…

Зловещую тень Ибака русские воеводы почувствовали уже на Тавде, в нижнем течении которой сидели подвластные ему вогульские князья. Словно обрезало мирную меновую торговлю. Вогуличи в местных селениях меняться товарами не желали, выходили к берегу с луками и копьями. В сторожевых разъездах Емельдаша и Федора Бреха были уже убитые и раненые: подтюменские вогуличи разили стрелами исподтишка, из-за изб и кустов, а то и сами подплывали в темноте на долбленках к каравану.

Враждебность местных жителей очень тревожила Ивана Салтыка, зато князь Курбский будто ожил, безраздельно властвовал на корме головного насада – радостно возбужденный, громогласный. Повелительными взмахами руки гнал ушкуи с воинами к немирным селениям.

Ушкуи, набегая на берег, выплевывали пламя и дым, разбивали тишину пищальным грохотом. Ратники с саблями и ручницами разбегались по селению, жгли постройки, рубили топорами обласы и берестянки.

Это была настоящая жизнь, веселая война – единственное предназначение, которое князь Курбский считал достойным для себя. Каждый пищальный выстрел, каждый пожар на берегу доказывал неправоту Салтыка! Наверно, поэтому и молчит Салтык, губы недовольно поджимает. Кому же приятно неправым быть?!

Плывет судовая рать по Тавде-реке, а позади – дымы, дымы…

У одного большого селения вогуличи приняли настоящий бой. Дело дошло до рукопашной сшибки. О причинах подобной дерзости гадать не пришлось: среди вогульских крапивных рубах то и дело мелькали татарские халаты и бешметы [60] [60] Бешмет-длиннополый кафтан со стоячим воротником. , вздымались кривые татарские сабли. Но и татарская помощь не помогла: побежали вогуличи от берега.