Шарль-Альбер Коста-Де-Борегар - Роман роялиста времен революции :

"Эту безконечную скорбь моего отца дѣлили съ нимъ всѣ честные люди всѣхъ сословій… Но объ этомъ говорили шепотомъ… Приходилось прятаться, чтобы скорбѣть, ибо всякій сочувствующій человѣкъ былъ на подозрѣніи… Никто не рѣшался выходить. Улицы были пусты…".

Одинъ современникъ прибавляетъ, что "ночью раздавалось похоронное пѣніе, которому гдѣ-то вторили, но при этомъ никого не было видно… Какое ужасное то было время!.."

Съ тѣхъ поръ, какъ существуютъ палачи, у нихъ всегда былъ зубъ противъ ихъ жертвъ. Этотъ молчаливый заговоръ печали привелъ окончательно въ ярость якобинцевъ. Ліонъ, тѣмъ не менѣе, принадлежалъ имъ. Муниципалитетъ, головою и рукою котораго былъ Шаліе, нигдѣ не встрѣчалъ болѣе препятствій.

"Древу Свободы, наконецъ, по словамъ бѣсноватаго предстояло разцвѣсти въ крови аристократовъ".

Насталъ часъ гильотины. Она могла пожаловать въ Ліонъ.

Но гдѣ поставить ее? На площади Terreaux? Нѣтъ, лучше на мосту Morand. Рона будетъ прекраснымъ кладбищемъ для труповъ. И останется только сказать палачу: "Предложите такому-то перейти мостъ…" [76] См. эти подробности и послѣдующія "Histoire du peuple de Lyon pendant la Révolution". — Бадейдье, т. I. .

Устами своего главнаго жреца богъ санкюлотовъ требовалъ каждый день человѣческихъ жертвъ.

"Крови, крови, побольше крови для негодяевъ, которые ее пьютъ… Есть достаточно крови въ Англіи, въ Австріи, но это далеко отъ насъ… Отъ нея не покраснѣетъ наше судилище… Христосъ проповѣдывалъ… фи… фи… милосердіе… Мести… вотъ чего жаждемъ"!.. И на этотъ возгласъ Шаліе раздавалось чудовищное: "Аминь" изъ устъ всѣхъ отбросковъ общества, всѣхъ ободранцевъ, всѣхъ звѣрей — членовъ центральнаго клуба.

По истинѣ ліонскіе якобинцы превзошли парижскихъ якобинцевъ.

Но насталъ часъ, когда за ихъ угрозы слишкомъ многимъ жизнямъ противъ ихъ тираніи возстали всѣ тѣ, стонъ которыхъ, въ ночь послѣ смерти короля, проносился точно стонъ Франціи.

18 февраля всѣ честные люди Ліона собрались передъ центральнымъ клубомъ точно по приказанію. Ихъ армія въ этотъ день возмечтала о реваншѣ. Сигналомъ его было назначеніе одного мэра изъ умѣренныхъ [77] Нивьеръ-Шоль. .

Пораженіе санкюлотовъ было его вѣнцомъ.

Безъ всякаго порядка, безъ плана, увлеченные бурнымъ потокомъ, который увлекаетъ въ извѣстные моменты толпу, дворяне, лавочники, писцы, носильщики, лодочники Роны и Соны очутились въ перемежку въ клубномъ залѣ. Стулья, скамейки трещатъ, летятъ въ окна, заваливаютъ улицу обломками, среди которыхъ пылаютъ сваленныя въ кучи всѣ бумаги клуба. Пораненные, окровавленные Шаліе и его присны, съ трудомъ спасаются отъ "Мюскаденовъ" [78] Кажется, въ іюлѣ 1789 г. народъ въ Ліонѣ въ первый разъ назвалъ "Muscadins" группу изъ 800 человѣкъ хорошихъ семей, банкировъ, купцовъ и т. д., которые взяли на себя поддержать порядокъ и помѣшать мятежу. Эти молодые люди, образовавъ изъ себя волонтеровъ, имѣли особую форму и были позднѣе душою удивительной обороны Ліона. Войско Конвента обобщило это названіе и называли арміею Мюскаденовъ всякое Ліонское войско. (См. "Исторія народа Ліона", Балледье, т. I). (франтовъ). Тѣ, которые завтра должны были явиться такимъ отпоромъ Конвенту, одержали сегодня первую побѣду!

Вирье съ особеннымъ удовольствіемъ увидалъ, что Ліонъ проснулся отъ своего сна. Наконецъ-то онъ нашелъ то ядро сопротивленія, которое онъ такъ долго искалъ. Вмѣшательство Конвента было несомнѣнно, но было несомнѣнно и то, что оно этимъ окончательно ожесточитъ недовольныхъ.

Члены Конвента Роверъ, Базиръ, дѣйствительно, не замедлили прибыть. Ихъ присутствіе сейчасъ же воскресило центральный клубъ, который немедленно создалъ революціонерную армію, и вотировалъ на содержаніе ея контрибуцію въ 8 милліоновъ.

О! на этотъ разъ отъ Революціи должны были пострадать не одни аристократы.

Она коснулась всѣхъ, богатыхъ и бѣдныхъ, къ какой бы партіи они ни принадлежали. Безобразіе этого новаго налога возмутило самыхъ мирныхъ.

Казалось, все способствовало осуществленію надеждъ, которыя лелѣялъ Вирье. Крики отчаянія Ліона должны были найти себѣ отголосокъ во всѣхъ сосѣднихъ провинціяхъ. Онѣ должны были воспрянуть, явиться на помощь.

Весь югъ былъ уже въ полномъ возстаніи. Западъ горѣлъ. Горе цареубійственной власти!..

Вотъ на что надѣялся Анри въ своемъ маленькомъ домикѣ Croix-Rousse, гдѣ, наконецъ, онъ былъ вмѣстѣ съ женой и дѣтьми, и гдѣ онъ, по словамъ своей дочери, доживалъ свои "послѣдніе счастливые часы".

Отнынѣ часто будетъ встрѣчаться въ этомъ разсказѣ имя Croix-Rousse, такъ какъ самые кровавые эпизоды осады происходили на этомъ плоскогоріи Ліона, которое обнимаютъ своими извилинами Рона и Сона.

Ничто нынѣ не напоминетъ тамъ тишины тѣхъ дней. Отвратительныя улицы, пятиэтажные дома выросли тамъ, гдѣ прежде были высокія деревья и пестрая, безпокойная, шумная толпа замѣнила собою тѣхъ нѣсколькихъ добрыхъ людей, мирный силуэтъ которыхъ сохранился въ этихъ строкахъ m-lle де-Вирье:

"Мы мирно жили въ нашемъ маленькомъ домикѣ,- пишетъ она. — Какъ и всѣ сосѣдніе дома, онъ былъ окруженъ высокою оградою. Нѣсколько знакомыхъ отца жили по сосѣдству съ нами. Большинство изъ нихъ были честные, почтенные негоціанты, которые заявили себя достойнымъ образомъ во время осады… Они были проникнуты одними чувствами съ отцомъ и относились такъ же, какъ и онъ, къ ужаснымъ событіямъ.

"Что касается всѣхъ насъ, которыхъ эти событія нисколько не заботили, мы были довольны, что покинули наши городскія квартиры и поселились за городомъ, гдѣ могли наслаждаться первыми вессенними днями…

"Ничто не могло быть скромнѣе нашей обстановки. У насъ было всего три прислуги. Софи Рю, горничная матери. Прекрасная дѣвушка, которой мы позднѣе были обязаны жизнью. Кромѣ Софи, былъ еще лакей отца, Кара, преемникъ Дюпюи. Мы взяли его изъ "Chartreux delа Sylve".

"Трудно было бы найти человѣка большей святости и храбрости.

"Помню, что, однажды, мать хотѣла дать ему часовникъ, такъ какъ его весь истрепался. Но Кара отказался отъ него, такъ какъ зналъ всю службу наизусть. Наконецъ Мари Сегенъ, кухарка, чрезвычайно набожная, но слишкомъ занятая заботою объ исправленіи человѣческаго рода, дополняла домашній штатъ…

"Мы мало принимали гостей. Отецъ мой, вынужденный еще скрываться, рѣдко ѣздилъ въ Ліонъ и потому посвящалъ все свое время на наше воспитаніе. Мнѣ было тогда около 7 лѣтъ. Онъ объяснялъ мнѣ катехизисъ и очень старательно приготовлялъ меня къ первой исповѣди. Я очень хорошо помню, съ какимъ жаромъ онъ объяснялъ мнѣ, что значитъ огорчить Бога, какая это печаль"………..

"Въ первыя времена существованіи міра, когда молитвы Авеля возносились къ небу, говорятъ, Каинъ былъ тоже занятъ жертвоприношеніями. Представьте себѣ, что въ то время, какъ Анри училъ катехизису свою маленькую Стефани, Шалье, со склоненною голсвою, со скрещенными на груди руками, обходилъ женскіе монастыри, наставляя на путь истины…