Алексей Павлов - Иван Украинский

Перед собравшимися командирами и политработниками выступили комдив Г. И. Мироненко и комиссар дивизии О. Линномяги. У всех участников совещания было приподнятое настроение — гости‑то зарубежные, из самой Москвы, шутка ли, какая честь оказана дивизии. Приняли единодушное решение: встретить с братским радушием, все показать, рассказать, пожелать зарубежным интернационалистам новых успехов в сплочении рядов трудящихся.

На следующий день — 24 сентября к местечку Ивье, где стоял штаб дивизии, со стороны Минска подкатили два автомобиля, в которых находилось семь гражданских лиц и новый комиссар дивизии М. О. Атрашкевич в сопровождении воинской охраны. В честь гостей Мироненко устроил торжественный товарищеский обед. Рядом с Украинским сидел поляк Стоклицкий, хорошо владевший русским языком.

— Откуда вы родом? — спросил он Ивана Митрофановича.

— С Украины, а жил на Кубани.

— Далеко же завела вас военная судьба.

— Очень далеко. Но я готов пройти весь свет, лишь бы дать свободу трудящимся людям.

— Мы с вами интернационалисты, и цель у нас одна. Только не везде еще созрели условия для социальных революций.

И лицо, и голос Стоклицкого потускнели, он удрученно сказал:

— Так обстоит дело и в моей родной Польше. Большую работу начал в Белостоке наш польский ревком, даже свой полк Красной Армии организовал. А теперь что? Ушли советские войска, и снова все порушилось.

Затем гости и комсостав кавдивизии кучно, сидя на скамейке и стоя возле штаба — неказистой хатенки, расположились для фотографирования. В центре — Мироненко, комиссар дивизии, гости, командиры полков, вокруг них — все остальные.

День выдался солнечный, но по — осеннему не очень теплый. Поэтому кое‑кто из командиров приоделся в шинели, на Мироненко броско выделялись светлый бешмет и белая мерлушковая кубанка, а на поясе покоились кинжал и неизменная сабля в серебряных ножнах — памят

ный подарок Серго Орджоникидзе. Украинский встал сзади, в промежутке между комдивом и Стоклицким, сидевшими в переднем ряду на скамейке. Его плотную плечистую фигуру ладно облегал шерстяной френч с накладными карманами, перекрещенный ремнями портупеи, на голове, сбившись набок, темнела цигейковая кубанка. Таким жизнерадостным, с улыбающимся лицом и запечатлел его в тот день фотограф вместе с боевыми соратниками и зарубежными гостями.

Перед отъездом интернационалисты преподнесли командованию Кубанской кавалерийской дивизии свой приветственный адрес. В нем говорилось:

«Дорогой товарищ Мироненко! Будем помнить нашу встречу в вашей боевой Красной Кубанской дивизии, на которой мы передали привет от рабочих Америки, Англии, Литвы и Белоруссии, Швейцарии и Польши. Пусть же Красное Знамя III Интернационала гордо развевается над всем миром! Да здравствует социалистическая революция!»

На следующий день в районе Жирмунов вблизи деревень Геретанцы, Мнихи и Оженишки второй кавполк Кубанской дивизии попал в окружение, своими силами выбраться из котла он уже не мог. Украинский получил приказ прийти на выручку соседа. Перед вступлением в бой с противником Иван Митрофанович срочно снарядил Николая Широкова с двумя разведчиками для уточнения на месте боевой обстановки. Тот скрытно миновал все заслоны пилсудчиков, побывал у собратьев по дивизии, разузнал расположение врага, нанес данные на карту и благополучно возвратился в свой полк. Начальник разведки докладывал:

— Основные силы пилсудчиков сосредоточены в Оже- нишках. Оттуда они со всех сторон давят на полк Михай- личенко. Его спешенные эскадроны и стрелки укрепились в окопах и едва удерживают позиции.

Украинский вызвал к себе на летучее совещание Фи- липпосова, Власова, штабных работников, командиров эскадронов.

— Вот что, друти — товарищи, — без предисловий начал командир полка. — Надо немедля атаковать Оженишки, размолотить там всех уланов. Только так мы поможем нашим орлам — кубанцам.

— Действительно, положение очень серьезное, дорог каждый час, — поддержал его комиссар Власов.

Мнение командира и комиссара было одобрено всеми. План боя состоял в том, чтобы ложной попыткой переправы трех — четырех десятков пеших стрелков через реку Дитва на левом фланге ввести в заблуждение противника, заставить его оттянуть туда основные силы, а тем временем всему полку под прикрытием пулеметного огня с тачанок проскочить центральный деревянный мост через Дитву и на полном карьере ворваться в деревню. Атаку полка решил возглавить сам командир.

Короткие команды на перестроение. Маневр подразделений. И вот уже слева закипает бой. В деревушке засуетились, оттуда начинают постреливать, не видя пока как следует никакой цели. Затем из Оженишек уланы скачут к месту предполагаемой переправы красных бойцов. Но там была не переправа, а лишь ее демонстрация. Укрывшийся с эскадронами и двумя пулеметными тачанками в приречных зарослях вблизи моста Украинский был весь как сжатый комок нервов и воли. Каким‑то непостижимым упреждающим чутьем командир угадывает момент атаки до наступления того критического мига, когда враг может раскрыть его рискованный замысел.

— В атаку, вперед!

С горячим блеском в глазах, высоко поднятой саблей над головой Украинский пришпорил коня. Рядом с ним неслась неудержимая лава. С ходу развернувшись вправо — влево от моста, впереди летящие боевые тачанки накрыли плотным пулеметным огнем противоположный берег с его растерявшейся охраной. Выкошенные наповал вражеские пулеметчики не успели оказать никакого сопротивления. Нескольких мгновений хватило на то, чтобы по дубовому настилу моста, словно рокочущий гром, пронеслись всадники головного эскадрона, а за ними весь полк.

Будто музыканты в сработавшемся оркестре, конники по сигналам своих командиров — дирижеров тут же разделились и принялись яростно вырубать противника в самой деревне, на низменной луговине возле Дитвы, куда умчалась часть уланов, в тылах пехотных позиций, обращенных в сторону попавших в беду михайличенковцев.

Потесненные к заболоченному берегу Дитвы многие уланы, выбравшись к чистой воде, бросались вплавь через реку. Но с небольшого расстояния стрелки и пулеметчики

Кубанского кавполка своим огнем пресекали их попытки переправиться на другой берег, отправляя пловцов на дно неширокой, но глубокой Дитвы, несущей свои воды в Неман. Менее, чем за тридцать минут, от полносоставного эскадрона уланов и батальона пехоты уцелело чуть больше половины вояк. Они сдались в плен.

С окровавленной щекой и подкрашенными в необычный красный цвет белесыми усами Украинский после боя процедил сквозь зубы:

— Пусть поохолонят шляхетские байстрюки. А то смотри какие они охочие до чужих земель.