Дмитрий Дмитриев - Осиротевшее царство

— Мы уговорим графа Головкина и князя Голицына, а если они заспорят, то и пригрозить можно. Ты подполковником состоишь в Преображенском полку, а князь Иван — там же майором; да и в Семёновском спорить не будут; слово скажешь — и по-твоему сделается. Вспомни, как Екатерину Алексеевну императрицей сделали!

— Сравнил тоже!.. Наша Екатерина и та!.. Ведь Екатерина-то Алексеевна чья супруга была? Петра Великого! А заикнись лишь о нашей Екатерине, так за это не только бранить начнут, но и убьют, пожалуй! — сердито проговорил фельдмаршал и, не желая более спорить, уехал из дворца.

Едва он вышел, князь Василий Лукич вынул лист бумаги и стал писать подложную духовную.

— Эх, моей руки письмо-то худо! Не напишет ли кто-нибудь из вас получше? — переставая писать, обратился он к окружающим.

Вызвался писать князь Сергей и скоро составил со слов брата и Василия Лукича два экземпляра подложной духовной; из неё явствовало, что император Пётр II после себя назначает на всероссийский престол свою обручённую невесту Екатерину Долгорукову.

Текст завещания был одобрен всеми, а затем был возбуждён вопрос о том, как поступить, в случае если умирающий государь не в силах будет подписать этот документ. В конце концов было решено, что придётся подделать его подпись, и это было поручено князю Ивану Алексеевичу, почерк которого был очень сходен с почерком императора. Князь Иван Алексеевич долго отказывался от этого, но его заставили несколько раз написать имя «Пётр» согласно с одним из документов, подписанных лично государем. Подпись вышла очень схожей, и под давлением родственников князь Иван согласился на подлог.

Всё это вспомнил князь Иван теперь, стоя в спальне умирающего отрока-императора. Его отец хотел ещё что-то сказать ему, но в этот момент государь очнулся и открыл глаза; жар у него немного уменьшился, и он почувствовал некоторое облегчение.

— Кто здесь? — раздался его слабый голос.

— Мы, государь, мы, — подходя к постели умирающего, промолвил князь Алексей.

— Ах, ты, князь, опять здесь? — с неудовольствием сказал государь и спросил: — А где же царевна? Где Лиза?

— Цесаревна Елизавета Петровна изволила уехать, — ответил ему князь Алексей.

— Уехала… уехала… и опять я один остался!

— Как, государь? Разве ты один? А нас, своих верных слуг, забывать изволишь? — с упрёком воскликнул князь Алексей.

Император-отрок бросил свой взгляд на князя Ивана, который молчаливо стоял у дверей, печально понурив голову.

— Ваня, что же ты там стоишь? Подойди! Или и ты боишься меня? Боишься заразиться?..

— Чего мне бояться?.. Я рад бы теперь умереть, — с глубоким вздохом ответил государю и своему другу князь Иван.

— Тебе надо, Ваня, жить. Вот я уже — не жилец на белом свете…

— Дозволь, государь, напомнить тебе, — вкрадчивым голосом промолвил Алексей Григорьевич.

— Про что… Да говори, князь, скорее.

— Кому соизволит твоё величество престол оставить? По праву его занять должна…

— Твоя дочь, а моя наречённая невеста, ведь так? — перебивая Долгорукова, возбуждённым голосом проговорил умирающий император-отрок, причём его большие, красивые, но потухающие глаза горели гневом и насмешкой.

— Государь…

— Довольно!.. Довольно!.. Ты, кажется, князь Алексей Григорьевич, умереть мне не дашь спокойно!.. Господи, какая мука! Как вы все мне надоели!.. Оставьте меня, уйдите, уйдите! Я не могу видеть вас!.. Где Андрей Иванович? Пошлите его ко мне!

— Я здесь, государь, лёгок на помине, — быстро входя в опочивальню императора-отрока, громко проговорил вице-канцлер Остерман.

— Голубчик, Андрей Иванович, как я рад, что ты пришёл… Пожалуйста, не оставляй меня, будь со мною!.. А ты, князь, можешь уходить, — недружелюбно посматривая на Алексея Григорьевича, сказал умирающий император.

— Гнать изволишь, государь? — злобно промолвил Долгоруков. — Видно, теперь мы не нужны стали. Пойдём, Иван! — обратился он к сыну.

— Нет, нет, ты, Ваня, останься.

— Зачем ему оставаться? Пойдём, Иван.

— Я говорю… я приказываю, чтобы князь Иван остался. Впрочем, не надо… уходите! — с раздражением воскликнул государь, но вдруг закашлялся и застонал.

— Государь, вам вредно сердиться и волноваться, — с сожалением и участием посматривая на умирающего императора, произнёс Остерман.

— Не мне, а им скажи, Андрей Иванович, зачем они меня сердят, — показывая на Долгоруковых, слабым голосом проговорил государь.

От гнева и волнения у него усилился жар; он стал метаться и бредить.

Пользуясь этим, Долгоруковы остались в спальне, и князь Алексей, придав своему лицу озабоченность и волнение, произнёс:

— Андрей Иванович, а ведь государь-то совсем плох, ему не встать!

— Безнадёжен… надо быть готовым ко всему, — тихо ответил Остерман.

— Кто же займёт престол, когда не станет государя? — таинственно спросил князь Алексей, пристально посматривая на Остермана.

— Кого укажет Бог, того и выберет Верховный тайный совет, — уклончиво ответил хитрый дипломат.

— А ты о ком думаешь, Андрей Иванович?

— Все мои думы, князь, в Боге.

— Однако, всё же, кого хотелось бы тебе выбрать на престол всероссийский?

— Того хочу я, кого выберут члены Верховного совета. Об этом я, кажется, уже сказал вам, князь!

— А мою дочь Екатерину…

— Батюшка, оставь, пожалуйста! — прерывая отца, с беспокойством проговорил князь Иван.

— Молчи, молчи, Иван, тебя не спрашивают, ты и не суйся! Так что же ты скажешь, Андрей Иванович, насчёт княжны Екатерины? Ведь она — обручённая невеста государя.

— То же, князь Алексей Григорьевич, скажу, что и другие вам о том сказали: если бы княжна Екатерина была венчана с государем, тогда, пожалуй, она могла бы занять престол всероссийский.

— Но ведь она обручена… её по церквам поминают «великой княжной»? Послушай, Андрей Иванович, тебе неплохо будет, когда Екатерину, мою дочь, выберут на царство; ведь ты чуть ли не первым министром будешь в государстве.

— Спасибо, князь, я доволен и тем постом, который занимаю по милости императора Петра, моего благодетеля.

— А тогда, говорю, ты будешь первым министром в государстве.

— Об этом, князь Алексей Григорьевич, преждевременно говорить… Государь ещё жив.

— А если государь подписал духовную? — дрожащим голосом проговорил князь Алексей, беря Остермана за руку.

— Отец… я… я уйду, — бледнея, промолвил князь Иван и направился к двери.

— Ступай, ступай! Ты только мешаешь.

— Отец, попридержись немного, не то будет плохо, — уже в дверях тихо произнёс молодой Долгоруков и вышел.

— Про какую духовную, подписанную государем, вы говорите, князь? — значительно посматривая на Алексея Долгорукова, спросил Остерман.