Евгения Марлитт - В доме коммерции советника (дореволюц. издание)

Флора нервно вздрогнула при послѣднихъ словахъ и весьма подозрительно посмотрѣла на младшую сестру.

– Я смотрю на тебя и удивляюсь, – сказала она строго, – ты, или отличная актриса, или просто ничего не смыслишь въ сердечныхъ дѣлахъ. И ты, въ самомъ дѣлѣ, ничего не знаешь? – Съ этими словами она рѣзко схватила Кети за плечо, дерзко устремила свой взоръ въ ея мягкіе, каріе глаза и съ сердцемъ оттолкнула ее отъ себя.

– Впрочемъ, чего-же мнѣ еще нужно? Вѣдь твое волненіе выдало тебя; сейчасъ видно, что ты готова пролить за него послѣднюю каплю крови.

Кети молча повернулась къ ней спиною и направилась къ двери.

– Не могу понять, какая причина побудила тебя задержать меня, – сказала она, удаляясь.

– Значит, я должна выражаться яснѣе. Отлично, в таком случаѣ спрошу тебя по просту: скажи мнѣ какія переговоры происходили вчера и сегодня между тобою и Брукомъ?

– То, что было говорено между нами, – спокойно сказала Кети, – можетъ быть всѣмъ извѣстно. Нашъ разговоръ былъ весьма грустнаго свойства. Онъ старался разрушить мою надежду на выздоровленіе Генріэтты, и приготовилъ меня къ близкой кончинѣ нашей бѣдной страдалицы, – прибавила молодая дѣвушка глухимъ голосомъ, такъ какъ слезы душили ея горло.

Флора видимо растерялась и отошла къ окну; можетъ быть, въ эту минуту она поняла, какую жалкую роль играла между этими тремя личностями.

– Неужели это извѣстіе новость для тебя? – спросила она сдержаннымъ голосомъ. – Мнѣ помнится, что ты не разъ говорила, что нужно молиться за избавленіе бѣдной страдалицы отъ тяжкихъ мученій? И ты не лжешь, что вы только и говорили, что объ этомъ? – спросила она, снова подходя къ сестрѣ.

Чувство невыразимаго презрѣнія наполнило сердце молодой дѣвушки. Она была увѣрена, что низкая ревность тщеславной женщины заставляетъ Флору контролировать каждое слово человѣка, съ которымъ она связана.

– И ты можешь полагать, что въ ту минуту, какъ Брукъ долженъ служить поддержкою и утѣшеніемъ умирающей, онъ способенъ еще интересоваться чѣмъ нибудь другимъ? – спросила Кети съ укоромъ въ голосѣ. – Развѣ ты не знаешь, что со смертью Генріэтты онъ теряетъ своего самаго преданнѣйшаго друга?

– Да, она его любила, – холодно замѣтила Флора.

Кети вспыхнула отъ досады, между тѣмъ какъ Флора наслаждалась замѣшательствомъ и неловкостью, съ какою младшая сестра старалась скрыть свою краску.

– Да, нужно признаться, что этотъ человѣкъ можетъ похвастаться своими побѣдами, онъ притягиваетъ къ себѣ сердца дѣвушекъ, какъ пламя свѣчи рой комаровъ. Странно право, что всѣ три дочери банкира Мангольда влетѣли въ этотъ заколдованный кругъ. Свѣту будетъ надъ чѣмъ посмѣяться. Останься! – вскричала Флора повелительнымъ голосомъ, тогда какъ предъидущія фразы говорила почти игривымъ тономъ.

Кети остановилась какъ вкопанная, боясь своимъ ослушаніемъ вызвать второй возгласъ, и тѣмъ разбудить больную сестру.

– Даже ты, здоровая, прекрасная мельничиха поддалась той-же слабости, продолжала Флора, – не старайся протестовать и не принимай на себя вида оскорбленной гордости. Ну хорошо, я вѣрю твоимъ словамъ; ты можешь вполнѣ оправдаться въ моихъ глазахъ если опровергнешь то, что говорила давеча въ защиту Брука.

– Нѣтъ, я не считаю себя въ правѣ опровергать сказаннаго, – просто отвѣтила Кети.

– Видишь-ли, грѣшница, какъ сильна въ тебѣ эта преступная любовь! Посмотри мнѣ въ глаза! Будешь-ли ты въ состояніи сказать, прямо въ лицо, твоей обманутой сестрѣ “нѣтъ!“

Кети подняла голову, посмотрѣла черезъ плечо и машинально приложила руку къ разболѣвшемуся лбу.

– Ты не имѣешь никакого права требовать отъ меня подобной исповѣди, – сказала она твердымъ, слегка дрожавшимъ голосомъ, – и я не обязана отвѣчать тебѣ. Но ты назвала меня грѣшницею, упомянула объ обманѣ… такими же словами и я обвиняла себя до тѣхъ поръ, пока не выяснила себѣ ту любовь, которую ты называешь преступною.

– А, это тоже признаніе, только въ другой формѣ!

Спокойная улыбка мелькнула на губахъ молодой дѣвушки и въ эту минуту озарилось ея поблѣднѣвшее лицо.

– Да, Флора, я призналась, потому что мнѣ нечего стыдиться, потому что совѣсть моя чиста. Я не желаю брать на свое сердце грѣха въ томъ, что отнимаю священное право у одной изъ моихъ сестеръ. Конечно, мы не можемъ отвѣчать за свои чувства, но только за власть, которую даемъ имъ. Мнѣ не легка была борьба съ загадочнымъ ощущеніемъ, наполнявшимъ мое сердце! Развѣ грѣшно любоваться на дерево, растущее въ чужомъ саду? Развѣ грѣшно любить, не прося взаимности.

Мнѣ ничего не нужно отъ васъ, я никогда не стану поперекъ вашей дороги. Вамъ не придется больше услышать обо мнѣ, вы можете забыть о моемъ существованіи. И если я всю жизнь буду любить его и сохраню ему вѣрность, какъ умершему, то и тогда не помѣшаю вашему супружескому счастію.

Громкій смѣхъ прервалъ ея слова.

– Будь осторожна, дитя мое! Ты такъ увлекаешься поэтическими картинами, что скоро заговоришь стихами.

– Нѣтъ, этимъ можешь заниматься сама, а я на всегда сохраню въ своемъ сердцѣ чувство святой любви.

Съ этими словами Кети сдѣлала нѣсколько шаговъ по комнатѣ и, проходя мимо вѣшалки, на которой висѣло бѣлое платье, нечаянно задѣла за его длинный шлейфъ и блестящая, шелковая ткань съ шумомъ свалилась на полъ.

Растерявшаяся дѣвушка съ испугомъ нагнулась, но Флора съ презрѣніемъ оттолкнула атласъ ногою.

– Не трогай это тряпье! – сказала она повелительнымъ голосомъ. – Видишь, даже безжизненная матерія возмущается противъ виновницы.

– А ты ни въ чемъ не чувствуешь себя виновной, Флора? – живо спросила Кети; въ ея жилахъ также текла горячая кровь и она не хотѣла склониться передъ несправедливостью, ради того только, что-бы сохранить миръ въ семьѣ.

– А что чувствовала я въ первое время? Глубокое состраданіе къ человѣку, котораго ты не хотѣла понять, котораго ты публично оскорбляла и, всѣми силами, старалась оттолкнуть отъ себя. Если-бы ты была совершенно невинна, то не стала бы униженно просить у него прощенія, а я видѣла тебя кающеюся… Въ тотъ вечеръ, когда ты бросила кольцо въ рѣку…

– Боже мой, Кети! Не вспоминай, пожалуйста, всѣхъ твоихъ видѣній, – воскликнула Флора и зажала уши руками, затѣмъ она встала передъ младшей сестрой и съ язвительною улыбкою поднесла къ ея глазамъ четвертый палецъ правой руки.

– Вотъ смотри, гдѣ мое кольцо. Могу тебя увѣрить, что оно не фальшивое, – доказательствомъ тому могутъ служить вырѣзанныя на немъ буквы. – Впрочемъ, что-бы покончить съ нашимъ разговоромъ, скажу тебѣ, что эта бездѣлка не играетъ больше никакой роли въ моей жизни, она будетъ только замѣнять мнѣ проволоку, посредствомъ которой ворочаютъ маріонетками. Между мною и Брукомъ все кончено.