Сергей Мосияш - Александр Невский

— Как что? Огонь раздувает, подносит что надо, во всем поспешествует.

— Слабоват, чай, поспешитель для такого дела, — усмехнулся боярин с оттенком сочувствия.

— Слабоват, — согласился кузнец, — чего уж там. Да ведь и мы, чай, не сразу такими стали. Вырастет.

Наконец боярину надоело ходить вокруг да около, и он сказал уже твердым голосом, не терпящим непослушания:

— Вот так, Ермила. Поспешителя я тебе дам другого, посильнее этого. Ибо ковать много надо. Вернется князь, что мы ему покажем?

— А Ждан? — насторожился кузнец.

— Ждана я к княжичу приставлю.

— Смилуйся, Федор Данилович, светлый боярин, — взмолился кузнец. — Княжичи его едва не убили. Помилуй. Непригоден он на это.

— Перестань, Ермила, — перебил боярин. — Что богу угодно, то и пригодно. Эвон у младшего княжича мальчишка из грязи взят, а уж с одного блюда и ест, и пьет с княжичами. Сынишку ввечеру вымой в бане, а уж с завтрева шли в покои к княжичам. Аминь!

С этим боярин повернулся и решительно направился к застольной. Черный от копоти Ермила с затаенной ненавистью смотрел вслед неуговористому боярину. Но что он мог возразить или сделать, если сам был княжьим холопом, если и его жизнь была не в руках божьих, но княжьих?

Как ни сопротивлялся княжич Александр, как ни сердился, а кормилец навялил-таки ему в сопровождение два десятка дружинников.

— Какой же то лов будет, — возмущался княжич, — коли у меня за спиной целый полк мужей реготать станет? От них вся дичь разбежится.

— Эх, Ярославич, — вздыхал кормилец, — по лесам окромя дичи еще и збродни [45] Збродни — сброд, разбойники. обретаются. Эдак и до греха недолго. Забыл о голове, когда ястреба брали?

Перед самым отъездом княжича со двора кормилец подозвал к себе ловчего Стояна и Сбыслава.

— Вы, мужи, в оба зрите, — предупредил он их. — Ежели, упаси бог, что с княжичем случится, обе головы сыму.

— Не беспокойся, Федор Данилович, костьми ляжем, а в обиду не дадим, — с жаром воскликнул ловчий.

— Которое поле присмотрите, обложите вкруговую дружинниками, — советовал кормилец. — Да чтоб не дрыхли, а зорко посматривали. Но чтоб на поле не лезли, не мешали в ловитве.

У Сбыслава вертелось на языке спросить боярина, почему он-то на лов не едет. Но к концу разговора кормилец сам признался:

— Не могу старшего бросить. После хвори вельми гневлив стал. Чем-нито занять его надо.

А ведь куда как лучше было б Федору Даниловичу выехать с младшим в поле на ловитву. В молодости-то как лих был, в одном поле до ста перепелок брал. А ноне? «Эхе-хе! Приставили! Припечатали. Непривязанный, а визжишь».

Впрочем, с Федором у него занятия были важные. Приспел час вводить старшего княжича в дела отцовы, знакомить его с чертежами княжеств русских и земель сопредельных, рассказывать ему в подробностях об отношениях с ними, подтверждая все списками договоров и страницами летописей, напитывать его сердце ненавистью к врагам земли Русской и высокой любовью к ней.

Пора, пора. Через год-два князь старшего сына в походы брать станет, так чтоб к тому сроку знал он, на кого и за что меч подымает. Федор — первый красный наследник стола отчего, и теперь о нем кормильцу более всего думать надобно. А младший пусть пока ловами тешится. Вырастет, все едино сидеть ему при старшем брате на столе захудалом и быть под рукой его высокой.

Из-за несговорчивости кормильца сердит был Александр. И потому нахлестывал бедного Игреньку. Спутники княжича едва поспевали сзади, никак не умея приноровиться к неровному скоку его коня.

Труднее всех было псарю, ехавшему позади дружины. Надо было следить и за конем своим и за собакой, чтобы не подвернулась под копыта или не отстала и не удавилась на снурке.

Псарь давно в душе клял себя: дернуло за язык вызваться со своей собачкой. Княжич уже через несколько дней, едва приучив ястреба к людям, вспомнил о псаре. И давай таскать его вместе с собакой в поле и натаривать ястреба ловить из-под собаки. Сколько беготни было с голубями, которые заменяли дичь и выпархивали, выпускаемые псарем. И он должен был так проворно отпускать или натягивать нить, чтобы голубь не быстро летел, но и не падал, сдерживаемый нитью. Сколько поту было пролито, пока ястреб научился понимать собаку и терпеть на лове ее присутствие!

Когда выехали далеко за город, Стоян нагнал княжича и поехал с ним рядом, потому как ловчему надлежало путь всем указывать. Кто ж лучше его знает места добрые, уловистые? Сзади к луке седла у Стояна была приторочена корзина с ястребом.

Ратмир держался у правого стремени княжича, чуть-чуть приотставая и не давая своему коню обгонять игренего.

Миновав заливные луга, углубились в лес и долго по нему ехали, переезжая небольшие речушки вброд и объезжая топкие болота. Наконец впереди появились просветы, и Стоян велел всем остановиться.

— Впереди нива просяная, — сказал он, обращаясь к дружине. — На ней много перепелки должно быть. Княжич велит никому к той ниве не выезжать. Если кто явится, тому битым быть.

Стоян обернулся к Александру, прося подтверждения сказанному, и тот не заставил ждать, кивнул утвердительно.

— Вам надлежит всем, — продолжал Стоян, — не выезжая из лесу, растянуться вкруг нивы. Лучше, если каждый будет видеть соседа. Наблюдайте, чтобы сюда какие збродни не явились. Узрите — вопите сполох [46] Сполох — общий вызов на помощь при опасности, пожаре, набеге врага и пр. . С княжичем едем только я и псарь.

— И Ратмир, — подсказал княжич.

— И Ратмир, — не сморгнул глазом ловчий, словно не княжич того пожелал, а он, Стоян, не успел имя вымолвить.

Дружинники поехали по лесу занимать места, а княжич с сопровождающими его направился к ниве. На опушке все спешились. Коней хотя и привязали под березой, но все же доглядывать за ними оставили Ратмира. А ему так хотелось на лове побыть.

Стоян отвязал корзину с ястребом, а псарю велел снурок окоротить, чтобы можно было вести собаку у ноги.

— Зайдем под ветер и почнем, — предупредил Стоян и направился к просяному полю.

Шли молча, след в след: впереди Стоян, за ним княжич и сзади псарь с собакой. Собака натягивала снурок, скулила, прося воли.

Шагая вдоль поля, ловцы миновали двух женщин, одна дожинала клин, а другая, прислонясь к копне, скормила грудью крохотного ребенка. Увидев людей, она испуганно оторвала ребенка от груди и сунула, как полешко, в копну. Натянув по самые брови повойник, ухватила серп и побежала к полосе.

— Не иначе за тиунов приняла, — сказал Стоян. — Экая дремь!

Они дошли до убранного края поля. Остановились. Стоян открыл корзину, вынул ястреба.

— Руку, Ярославич.

Александр натянул покрепче перчатку, поднял руку на уровень плеча. Ловчий усадил ястреба, продел должик в кольцо, захлестнул в петлю.