Павел Северный - Ледяной смех

— Вы знаете о них?

— Догадываюсь. За последнее время солдаты стараются с офицерами быть менее общительными, а вступать в разговоры просто избегают.

— О чем же все-таки догадываетесь?

— Солдат, пришедших с нашей армией из России, страшит будущее пребывание в Сибири.

— Почему?

— В них крепнет уверенность в невозможности одержать победу над большевиками. Порождает эту уверенность их принадлежность к крестьянству.

— Нет, причина совсем в другом, — перебил Колчак. — Причина в доходчивой большевистской пропаганде заманчивых идей о земле. Я все время твержу Клерже брать в осведомительной работе пример у врагов, но он послушен своей окостенелой ограниченности офицерского самосознания. У меня нет людей, способных сказать что-то новое для поднятия духа в рядах армии, уставшей от поражений. Политические звонари бьют не в те колокола, при этом только при наличии для себя какой-либо выгоды. Настроение солдат, о которых вы сейчас упомянули, может убить в них желание сражаться. Солдаты из глубин России наш главный оплот, ибо сибиряков принимать в расчет не приходится. Нельзя допускать упадочного настроения в армии. А оно уже есть. Я чувствовал его во время последней поездки на фронт. У большинства солдат потухшие глаза, а это самое страшное. И вы, конечно, правы, говоря о их безразличии ко всему, что происходит в ненавистном для них нашем тылу.

— Признаки упадочности появились в армии после неудачи казачьего рейда Иванова-Ринова, подтвердившего совсем нашу невозможность остановить наступление красных.

— Я с самого начала не верил в успех этого шумно рекламируемого рейда. Я не соглашался с его задачами временного успеха, зная пристрастие Ринова к лихим казачьим наскокам, похожим больше на авантюризм.

— И все же согласились с необходимостью рейда? — В глазах Каппеля было сожаление. В глазах Колчака недовольство от неожиданного и даже нетактичного вопроса. Колчак ответил после минутного молчания:

— Да, согласился после доводов генерала Лебедева.

Колчак остановился перед Каппелем.

— А все же, что вас привело ко мне, Владимир Оскарович и, вдобавок, в обществе преосвященного владыки Виктора?

Каппель встал.

— Ваше превосходительство, мой визит к вам крайне необычен.

— В чем его необычность?

— Прибыл с важной миссией. Армия оказала мне честь передать вам ее искреннее желание.

Колчак удивленно смотрел на Каппеля, видя волнение генерала.

— Каково желание армии?

— Чтобы вы были в ее рядах. И, если это невозможно сделать немедленно, то после оставления Омска.

— Как после оставления Омска?

— Неужели вы не поставлены в известность о неизбежности оставления Омска в ближайшем будущем?

— Простите, генерал, я еще верю, что этого не произойдет.

— Не обнадеживайте себя, ваше превосходительство.

— Что ж, вам я привык верить, Владимир Оскарович.

Колчак взял из портсигара папиросу, но, скомкав ее в руке, бросил на письменный стол.

— Почему армия хочет, чтобы был в ее рядах?

— Чтобы могла защищать вас от любых недобрых возможностей, в которых окажетесь, находясь в поезде. Ваше превосходительство, прошу вас понять всю глубину желания сражающейся армии. Надо ли говорить вам, что ваше присутствие в ее рядах даст ей стимул для продолжения борьбы. От одного сознания, что вы в ее рядах, родятся подвиги, способные изменить весь ход неудачной кампании этого рода. Армия боится, что ваша жизнь может оказаться в опасности.

— Она у меня всегда в опасности с того момента, как решил начать борьбу с большевиками. При мне всегда личное оружие и последняя пуля в нем для себя. Живым в руки большевикам никогда не сдамся.

— Мы боимся не этого, ваше превосходительство.

— Прошу яснее.

— Боимся, что нас могут выдать врагам именно те, кто должен вас охранять силой престижа своих национальных флагов.

Сказанное Каппелем остановило Колчака у письменного стола. Упершись в него руками, он спросил:

— Вы говорите о союзниках?

— Да, ваше превосходительство.

— Вы допускаете такую невероятную возможность.

— Не я лично, а армия допускает такую возможность. Солдаты знают многое о цене союзнической помощи.

— Хотите сказать, что знает офицерство?

— Нет, именно солдаты и, главным образом, части, находящиеся под моим командованием.

— Сказанное вами ошеломляюще. У меня были сведения, что моя популярность в армии за последнее время далеко не на высоте. Я готов был верить в это, ибо знаю отношение ко мне обиженных генералов. И опять в этом только моя вина, что слишком миндальничал в отношениях с ними. Владимир Оскарович, прошу быть совсем откровенным и сказать, неужели даже солдаты знают о моих трениях с союзниками?

— Знают. И немало. В этом заслуга офицерства, сумевшего заставить солдат понять, что в борьбе с большевиками они должны надеяться только на себя, понять, что у иностранцев совсем другие цели для пребывания на территории России, охваченной гражданской войной. Ответ, ваше превосходительство, прошу дать сегодня. Времени для размышлений нет.

— Святая церковь тоже присоединяет свой голос к голосу армии. Вы должны выполнить желание армии. Она верит вам, что, в тяжелые дни ниспосланных богом испытаний, не откажетесь доверить ей сохранность вашей жизни.

Колчак, отойдя от стола, ходил, прикрыв лицо руками. Епископ Виктор продолжал:

— Ваше доверие армии даст ей вдохновение на подвиги. Вы же верите армии?

— Владыка, зачем вы спрашиваете об этом? Разве у вас могут быть какие-либо сомнения?

— Мой вопрос естествен, ваше превосходительство, при виде вашей нерешительности.

— Какой нерешительности? Вы-то знаете, что я должен быть осторожен в любых решениях. Неужели не верите, что создание сильной сибирской армии было главной целью для принятия мной верховной власти в Сибири? Как вы смеете забывать о главном?

— О чем главном, ваше превосходительство?

— О том главном, владыка, что моя власть в Сибири зависит от союзников, оказывающих нам помощь снаряжением. Готов услышать от вас, что делают это небескорыстно, и также согласен с этим. Но они оказывают эту помощь, а также не допускают утверждения Советской власти. Делают это не только в Сибири. Надо ли вам говорить об этом? Вы не должны забывать, что мое согласие выполнить желание армии тотчас лишит меня доверия союзников. Они откажутся or помощи. А ведь у нас еще для продолжения борьбы территория всей Сибири. Потеря Омска еще не окончание сопротивления большевизму. Разве не так? Я спрашиваю вас, господа, разве потеря Омска для нас уже капитуляция? Конечно, нет! Это только завершение этапа неудач. Я не могу выполнить желание армии, ибо моя власть вручена мне также союзниками с заверениями помощи.