Лью Уоллес - Бен-Гур

— Я знал его и любил, — продолжал Аррий.

Еще одна пауза, во время которой что — то отвлекло мысли говорившего.

— Не может быть, чТобы ты, его сын, не слышал о Катоне и Бру те. Они были великими, но наибольшее величие принесла им смерть. Умирая, они оставили закон: римлянин не переживает свою удачу. Ты слушаешь?

— Я слышу.

— По обычаю, каждый благородный римлянин носит кольцо. Вот оно, на моей руке. Возьми его теперь.

Он протянул Иуде руку, и тот выполнил просьбу.

— Надень его на свою руку.

Бен-Гур сделал и это.

— Безделушка может оказаться полезной, — говорил далее Аррий. — Я владею имуществом и деньгами. Даже в Риме я считаюсь бога тым. Семьи у меня нет. Покажи кольцо вольноотпущеннику, который управляет имуществом в мое отсутствие, — ты найдешь его на вилле у Мизена. Скажи, как оно к тебе попало, и проси, чего захочешь, или даже всего, — он не откажет. Если останусь в живых, я сделаю для тебя большее: я сделаю тебя свободным и верну в твой дом, к твоей семье, или же ты сможешь заняться тем, чем пожелаешь. Ты слышишь?

— У меня нет выбора, слышать или нет.

— Тогда поклянись. Богами…

— Нет, добрый трибун, я еврей.

— Тогда твоим Богом, или в самой священной форме, какую предполагает твоя вера, клянись выполнить то, о чем я сейчас скажу. Я жду, мне нужно твое обещание.

— Благородный Аррий, судя по твоему тону, меня ждет что-то очень важное. Сначала скажи свое желание.

— И тогда ты пообещаешь?

— Это значило бы уже обещать, а… Славен будь Бог моих отцов! К нам идет корабль!

— Откуда?

— С севера.

— Ты можешь определить национальность по его виду?

— Нет, я сидел на веслах.

— Он несет флаг?

— Нет, не вижу.

Аррий помолчал, по-видимому, глубоко задумавшись.

— Корабль все еще идет к нам? — спросил он наконец. — Да.

— А сейчас ты видишь флаг?

— Он идет без флага.

— И никакого знака?

— Он идет под парусом, у него три ряда весел, движется быстро — вот и все, что я могу сказать.

— Римлянин-победитель нес бы много флагов. Это враг. Теперь слушай, — Сказал Аррий, мрачнея. — слушай, пока я могу говорить. Если галера окажется пиратской, твоя жизнь в безопасности — может быть, они не отпустят тебя на свободу, могут снова по садить на весла, но не убьют. Я же…

Трибун запнулся.

— Клянусь Поллуксом! — продолжал он решительно. — Я слишком стар, что бы пережить бесчестие. Пусть в Риме думают, что Квинт Аррий, как и полагается римскому трибуну, пошел на дно со своим кораблем в разгаре схватки. Вот что ты должен сделать для меня. Если галера окажется пиратской, столкни меня с доски и утопи. Ты слышишь? Поклянись, что сделаешь это.

— Я не буду клясться, — твердо сказал Бен-Гур, — и не сделаю этого. Закон, который превыше всего для меня, о трибун, назвал бы меня убийцей. Забери свое кольцо, — он снял с пальца печать, — забери его вместе со всеми обещаниями на случай избавления.

Правосудие, пославшее меня на галеры до конца жизни, сделало Бен-Гура рабом, но я не раб и не твой вольноотпущенник. Я сын Израиля и — по крайней мере, в эти минуты — сам решаю за себя. Забери кольцо.

Аррий не шевельнулся.

— Не хочешь? Тогда, без злобы и отчаяния, но чтобы освободить себя от ненавистных обязательств, я отдаю твой подарок морю. Смотри, трибун!

Он отшвырнул кольцо. Аррий услышал всплеск, но не поднял глаз.

— Ты сделал глупость, — сказал он, — глупость для человека в твоем положении. Я не завишу от тебя в своей смерти. Жизнь — это нить, которую я смогу перерубить и без твоей помощи, но если я это сделаю, что будет с тобой? Обреченные на смерть предпочитают принять ее из чужих рук по той причине, что душа, которой наделяет нас Платон, восстает против мысли о саморазрушении — вот и все. Если корабль окажется пиратским, я расстанусь с миром. Воля моя тверда. Я — римлянин. Успех и слава превыше всего. Однако, я мог бы помочь тебе — ты не пожелал. Кольцо было единственным свидетелем моей воли. Теперь погибли мы оба. Я умру, жалея о победе и славе, покинувших меня; ты останешься жить, чтобы умереть немного позже, скорбя о священном долге, не выплаченном из-за твоей глупости. Мне жаль тебя.

Теперь Бен-Гуру яснее представились последствия его поступка, но он не поколебался.

— За три года рабства, о трибун, ты был первым, кто обратил ко мне добрый взгляд. Нет, нет! Был другой. — Голос прервался, глаза подернулись дымкой, и он увидел склоненное над собой лицо мальчика, подавшего воды в Назарете. — По крайней мере, — продолжал он, — ты был первым, кто спросил, кто я; протягивая руку за тобой, уже не видящим, последний раз скрывающимся под водой, я, безусловно, думал, сколь многим можешь ты быть полезен мне в моем несчастье, однако мной двигал не только эгоизм — поверь. Более того, Божьей волей познав теперь, что желанный мною исход достижим только чистыми средствами, я скорее умру вместе с тобой, чем стану твоим убийцей. Воля моя так же тверда, как твоя, и ты не изменил бы ее, предложив весь Рим. Распоряжайся наградой по своему усмотрению, трибун, — я не убью тебя. Твои Катон и Брут — младенцы по сравнению с Евреем, оставившим нам Закон.

— Но моя просьба. Разве…

— Приказ весил бы больше, но и его не хватило бы. Я сказал.

Оба ждали в молчании. Бен-Гур часто бросал взгляды на приближающееся судно. Аррий лежал безразличный, с закрытыми глазами.

— Ты уверен, что это враг? — спросил Бен-Гур.

— Полагаю — да, — был ответ.

— Она останавливается и спускает лодку.

— Ты видишь флаг?

— Нет ли другого знака, по которому можно узнать римлян?

— Если галера римская, на верхушке мачты должен быть шлем.

— Так радуйся же! Я вижу шлем.

Однако Аррий не был убежден.

— Люди в лодке подбирают спасшихся. Пираты не столь гуманны.

— Они могут нуждаться в гребцах, — ответил Аррий, вспоминая, быть может, собственный опыт.

Бен-Гур не спускал глаз с неизвестных.

— Корабль удаляется.

— Куда?

— Направо, где стоит брошенная, как мне кажется, галера. Они движутся к ней. Пристали. Послали людей на борт.

Аррий открыл глаза.

— Благодари своего Бога, — сказал он Бен-Гуру, присмотревшись к галерам, — благодари своего Бога, как я благодарю своих. Пираты потопили бы это судно, а не спасали его. По этому и по шлему на мачте я узнаю римлянина. Победа за мной. Фортуна не покинула меня. Мы спасены. Маши, кричи им, зови их скорее. Я буду дуумвиром, а ты!.. Я знал твоего отца и любил его. Он был настоящим князем. От него я узнал, что евреи не варвары. Я возьму тебя с собой. Я сделаю тебя своим сыном. Возноси хвалы своему Богу и кричи матросам. Скорее! Нужно продолжать погоню. Ни один разбойник не должен уйти. Торопи их!

Иуда приподнялся на доске, замахал рукой и закричал изо всех сил; наконец, ему удалось привлечь внимание матросов на лодке, и их подобрали.