Лью Уоллес - Бен-Гур

— Сегодня на трибуне, добрый Малух, шейх Ильдерим показался мне очень заурядным человеком. Боюсь, иерусалимские рабби смотрели бы на него с презрением, как на сына эдомских собак. Как он стал владельцем Сада? И как удалось отстоять это сокровище от алчности римских правителей?

— Если благородство крови даруется временем, сын Аррия, то старый Ильдерим — человек, хотя и необрезанный эдомит, — с теплотой в голосе произнес Малух. — Все его предки были шейхами. Один из них — не берусь сказать, как Давно он жил и творил добрые дела, — однажды спас от охоты мечей некоего царя. Предание говорит, что он одолжил беглецу тысячу всадников, знавших тропы и убежища пустыни, как пастухи знают скудные склоны своих пастбищ; отряд уводил царя от преследователей, пока не представился удобный случая насадить их на копья, и тогда вернул ему трон. И царь, говорят, не забыл услуги — он привел шейха на это место и позволил ему разбить здесь шатры и привести свой род и свои стада, потому что озеро, и деревья, и вся земля до самых гор принадлежит ему и его потомкам навечно. С тех пор никто не посягал на это владение. Последующие правители находили благоразумным поддерживать хорошие отношения с племенем, которому Господь ниспослал умножение людей, лошадей, верблюдов и богатств и сделал их хозяевами дорог в пустыне, так что в любое время они могли сказать торговле: «Иди с миром» или «Остановись!», и как они скажут, так и будет. Сам префект в своей господствующей над Антиохией цитадели считает добрыми дни, когда Ильдерим, названный Щедрым за благие дела, которые совершал всеми доступными человеку путями, со своими женами и детьми, верблюдами и лошадьми и всем, что есть у шейха, кочуя, подобно нашим праотцам Аврааму и Иакову, решает сменить ненадолго свои горькие колодцы на благодать, которую ты видишь вокруг.

— Тогда непонятно другое, — сказал Бен-Гур, слушавший так внимательно, будто возлежал на удобном ложе, а не ехал на дромадере. — Я видел, как шейх рвал бороду, проклиная себя за то, что доверился римлянину. Цезарь, если узнает об этих словах, может сказать: «Мне не угоден такой друг; уберите его».

— Это было бы проницательное суждение, — улыбнулся Малух. — Ильдерим не друг Рима; он хранит обиду. Три года назад парфяне перерезали дорогу из Бозры в Дамаск и захватили караван, везущий, помимо прочего, налоги с тамошним провинций. Они перебили всех пленников — что не было бы сочтено грехом в Риме, получи он обратно свое добро. Сборщики налогов, на которых лежала ответственность за сокровища, пожаловались Цезарю, Цезарь призвал к ответу Ирода, а тот захватил собственность Ильдерима, которого обвинил в преступном небрежении обязанностями. Шейх обратился к Цезарю, но с равным успехом можно было ждать ответа от сфинкса. Старик уязвлен в самое сердце и с тех пор лелеет гнев, растущий день ото дня.

— Но он не может ничего сделать, Малух.

— Верно, — ответил Малух, — но это требует дальнейших разъяснений, которые я дам, если наша беседа будет продолжена. Однако смотри, как рано начинается гостеприимство шейха — дети обращаются к тебе.

Дромадеры остановились, и Бен-Гур взглянул на девочек в бедной сирийской одежде, предлагавших ему корзины фиников. Невозможно было отказаться от свежесобранных плодов, он принял их, и человек на дереве, у которого остановились гости, крикнул:

— Мир вам — и добро пожаловать!

Поблагодарив детей, друзья двинулись вперед, предоставив выбор хода своим верблюдам.

— Должен сказать, — продолжал Малух, время от времени прерываясь, чтобы отведать финик, — что купец Симонид дарит меня своим доверием и иногда оказывает честь, спрашивая совета в делах; а поскольку я часто бываю в его доме, то знаком со многими друзьями Симонида, которые, зная о моих отношениях с хозяином, свободно говорят при мне. Таким образом мне стали известны некоторые секреты шейха Ильдерима.

На миг внимание Бен-Гура отвлеклось. Перед его мысленным взором предстал чистый, нежный и привлекательный образ Эсфири, дочери купца. Ее темные глаза, светившиеся еврейским огнем, скромно встретили его взгляд, он слышал шаги девушки, несущей ему вино, и голос, предлагающий чашу; и так сладок был голос, что слова казались излишними. Милое видение рассеялось, когда он снова взглянул на Малуха.

— Несколько недель назад, — говорил Малух, — старый араб навестил Симонида и застал там меня. Я заметил, что он чем-то взволнован, и из почтения хотел удалиться, но был остановлен. «Израилиту, — сказал он, — будет интересна странная история, которую я собираюсь рассказать». Ударение на слове израилит возбудило мое любопытство. Я остался, и вот вкратце суть рассказанного — я буду очень краток, потому что мы уже подъезжаем к шатру, где ты сможешь услышать детали от самого хозяина. Много лет назад в шатер Ильдерима в пустыне вошли три человека. Все они были чужестранцами — индус, грек и египтянин; и приехали на верблюдах, самых больших из когда-либо виденных шейхом и безупречно белых. Он принял гостей и оставил на ночлег. Утром они молились, обращаясь — никогда прежде он не слышал такой молитвы — к Богу и Сыну его, и много другого таинственного было в этой молитве. После утренней трапезы египтянин рассказал, кто они и откуда приехали. Каждый из них видел звезду, из которой звучал голос, велевший идти в Иерусалим и спросить: «Где рожденный Царь Иудейский?» Они повиновались. Из Иерусалима звезда привела в Вифлеем, где, в пещере, они нашли новорожденного младенца, перед которым преклонились, а преклонившись, принеся дары и признав сущность младенца, немедленно сели на верблюдов и бежали к шейху, ибо Ирод — имелся в виду Ирод, названный Великим, — убил бы их, если бы смог захватить. Верный своему обычаю шейх позаботился о них и укрывал у себя год, после чего они, оставив богатые дары, уехали каждый своим путем.

— В самом деле чудесная история, — воскликнул Бен-Гур. — Как, ты говоришь, они спрашивали в Иерусалиме?

— Они должны были спросить: «Где рожденный Царь Иудейский?»

— И все?

— Было еще что-то, но я не могу вспомнить.

— И они нашли дитя?

— Да, и поклонились ему.

— Это чудо, Малух.

— Ильдерим — почтенный человек, хотя и вспыльчивый, как все арабы. Его язык не знает лжи.

В голосе Малуха звучала уверенность. Тем временем забытые дромадеры сами забыли о своих седоках и свернули с дороги пощипать траву.

— Слышал ли с тех пор Ильдерим об этих троих? — спросил Бен-Гур. — Что с ними стало потом?

— Именно потому он и пришел к Симониду в день, о котором я рассказываю. В предыдущую ночь у него снова появился египтянин.

— Где?

— Здесь, в шатре, к которому мы едем.

— Как он узнал этого человека?