Ким Чжэгю - Счастье

Гу Бонхи молчала, не зная, как выйти из затруднительного положения. У нее не хватало духа рассказать об отрицательной реакции профессора Хо Герима на новаторство Дин Юсона.

— Бонхи, я очень хорошо понимаю, почему вы не хотите говорить правду. Но если вы действительно по-настоящему уважаете отца, вы обязаны рассказать мне все, ничего не утаивая.

Гу Бонхи по-прежнему хранила молчание, глядя в землю и водя носком туфли по влажному песку. Настойчивость Хо Гванчжэ была ей неприятна. Ей казалось, что он не хочет понять ее душевного состояния. И в то же время она осознавала, что утаивать уже известные факты не имеет смысла.

— Поймите меня, Бонхи, я его сын, я не должен находиться в неведении. Я должен знать все, что касается отца, — В голосе Хо Гванчжэ звучали умоляющие нотки.

— Хорошо. Я скажу, — не выдержав настойчивости Хо Гванчжэ, ответила девушка. — В последнее время между Чо Гёнгу и Дин Юсоном, с одной стороны, и профессором Хо Геримом — с другой, возникли разногласия.

— Разногласия? По какому поводу? Объясните, пожалуйста.

— Я как раз и собираюсь это сделать.

Как бы желая успокоить себя, Гу Бонхи сломала ивовую ветку и принялась обрывать с нее листочки. Покончив с этим, она подробно изложила суть конфликта, возникшего среди врачей.

— Профессор не одобряет опытов Юсона. Считает его труд напрасным, не верит в конечные результаты, — заключила девушка. — А по-моему, он не прав… — Тут Гу Бонхи замялась и фразу не закончила.

— Говорите, говорите, что вы хотели сказать.

— Конечно, я… у меня нет глубоких познаний в этом вопросе, — продолжала Гу Бонхи, сочувственно глядя на юношу, — я просто не знаю всех аспектов проблемы. Но когда речь идет о здоровье людей, мне кажется, профессор Хо Герим… Откровенно говоря, когда думаешь об инвалидах войны, о нашей Сор Окчу, да и о самой проблеме… Понимаете, по-моему, надо всячески поддерживать начинания Чо Гёнгу и Дин Юсона. Но профессор Хо Герим — ваш отец. Поэтому я не посмела выступить против него на последнем совещании, где он категорически высказался против Юсона. И сейчас я просто не знаю, что мне делать. Я не нахожу себе места… — Гу Бонхи поднялась, сделала несколько шагов и стала под ивой.

Через некоторое время встал и Хо Гванчжэ. Он ничего не сказал, лишь с благодарностью подумал о Гу Бонхи, которая принимала так близко к сердцу поступки его отца. Конечно, он был недоволен отцом, и это недовольство уже тяготило его. Неужели отец ошибается?.. И чего он хочет?.. Почему он против?..

— Бонхи, простите меня. Мне как-то стало стыдно за отца. — Хо Гванчжэ с трудом выдавил из себя эти несколько слов.

Извинение Хо Гванчжэ за отца смутило Гу Бонхи, в груди образовалась сосущая пустота. Она с беспокойством посмотрела на юношу. Хо Гванчжэ, бессильно опустив плечи и низко склонив голову, машинально направился в сторону дебаркадера. Гу Бонхи пошла за ним. До переправы они шли молча, Дин Юсон все еще не появлялся.

Наконец Хо Гванчжэ повернулся к девушке:

— Бонхи, я считаю, что должен как можно скорее поговорить с отцом.

Гу Бонхи ничего не ответила. Зная профессора, она была убеждена, что этот разговор доставит Хо Гванчжэ одни неприятности.

Дин Юсон прибежал лишь перед самым отправлением парома.

Когда Сор Окчу сошла на станции Хаджин, заморосил дождик. Вот она и дома. Хорошо, что она повидалась с Дин Юсоном, как-то спокойнее стало. Они откровенно поговорили, она сказала ему все, что так бережно хранила в сердце, и без слез, мужественно распрощалась с ним, теперь уж, наверное, навсегда.

Сор Окчу вышла на привокзальную площадь, постояла немного, посмотрела на небо. Над бухтой низко проплывали темные, роняющие мелкий дождь тучи.

Ей почему-то подумалось, что Дин Юсон снова приезжал сюда и увез мать; от этой мысли ей стало грустно, и возвращение в родной поселок, встреча с которым всегда была желанна, уже не так радовало девушку. Похоже, этот унылый моросящий дождь проникает в самое сердце.

Встречать ее было некому, а если бы и было кому, то кто решился бы идти на вокзал в такую непогоду. Да она никому и не сообщила о своем приезде. Можно было ехать автобусом, но она решила его не дожидаться и пойти пешком. Как будто и дождь начал стихать. Она шла и думала, что вот идет по той самой дороге, по которой когда-то шел и Дин Юсон, направляясь в поселок. Давно это было. Как он тогда выглядел, после демобилизации?

Ей доставляло удовольствие думать о Дин Юсоне, который пронес через многие годы свое неугасшее чувство к ней. Однако, вспомнив, что отныне их отношениям пришел конец, она ощутила душевную пустоту, но в то же время испытала и облегчение, словно сбросила с себя давивший ее груз. Отныне она должна забыть о прошлом и уверенно строить новую жизнь, что ждет ее здесь, в Хаджине.

Сор Окчу поднялась на перевал. О, сколько тут, наверху, полевых цветов — ландышей, лилий, фиалок!..

Мокрые от дождя, они склонили свои головки, и девушке казалось, что они приветствуют ее. Она улыбнулась им и начала спускаться.

По мере приближения к дому ею все больше овладевало грустное настроение. Она посмотрела в сторону поселка, где находился ее дом. Закрытый деревьями и заводскими корпусами, он не был еще виден. Сор Окчу не сомневалась, что мать Дин Юсона уехала, и, когда представила себе, что войдет в пустой дом, она еще больше загрустила. Пугала пустота, которая будет ее окружать, а чем ее заполнить, она еще не знала. От этой мысли тревожно заныло сердце, и, пытаясь успокоить себя, она пошла быстрее.

Девушка вошла во двор. Прежде, когда она появлялась во дворе, ее всегда радостно окликала мать Дин Юсона. Но сейчас это сделать было некому. Не решаясь сразу войти в дом, Сор Окчу остановилась и оглядела посаженные старушкой кукурузу, фасоль, тыкву. Прошло совсем немного времени, а как все подросло! От порывов ветра растения шелестели, и девушке чудилось, будто старая женщина все еще трудится на ее участке. И бадья и решетчатая жаровня, висевшие на наружной стене, все еще хранят следы рук заботливой женщины! И вяленая камбала, развешенная на веревках под карнизом дома, тоже напоминала о матери Дин Юсона. И убавилось всего-то две-три рыбины.

Сор Окчу отворила дверь с таким чувством, будто входила в чужой, незнакомый ей дом. Перешагнув порог, она вздрогнула от испуга и застыла на месте, не веря своим глазам: у плиты стояла мать Дин Юсона!

— Матушка?!.. Вы здесь?..

— Это ты, Окчу?

Обе женщины молча смотрели друг на друга.

Почему мать Дин Юсона не уехала вместе с сыном? И Сор Окчу стало стыдно, что она скрыла от старой женщины истинную причину своего поспешного отъезда. Как она могла это сделать? И она, покраснев, потупилась. А старушка и виду не подала, что таит обиду на девушку. Напротив, она смотрела на нее приветливо — вот ведь на какой поступок решилась. Сор Окчу продолжала стоять неподвижно, низко опустив голову. Старушка подошла к девушке и участливо спросила: