Владимир Москалев - Варфоломеевская ночь

— Но зачем?

— Мне надо заручиться вашей с Конде поддержкой.

— Для чего?

— Я сам хочу бежать из Парижа.

— С какой целью?

— Встать во главе оппозиции и с помощью влиятельнейших людей королевства выступить против Карла IX.

— Ты мечтаешь стать королем?

— Да, и вы мне поможете в этом.

— Кто это — мы?

— Вы — гугеноты и политики во главе с кланом Монморанси. Вы поможете мне, я, став королем, — вам. Я удовлетворю любые требования и объявлю вашу религию свободной по всей территории Франции. Если хочешь, сделаю всю страну протестантской, на манер Англии. Моя свадьба с Елизаветой Английской не за горами, она будет только рада нашим планам.

— Ты забываешь про свою мать. Тебе бороться надо с ней.

— У меня уже есть на этот счет определенные соображения.

— Вот как! — насторожился Генрих. — Какие же?

— Я засажу ее в крепость, в Венсен или Шартр — все равно. Избавлюсь от нее, и тогда никто не будет мне мешать. Но для этого я должен бежать из Парижа. Мы все должны: ты, я и Конде.

Генрих задумался. В том, что говорил Алансон, была доля истины, все остальное плавало в тумане. Герцогу — нужен престол, остальное его не трогало. Он сразу же избавился бы от союзников так же, как мечтал избавиться от матери. Генрих знал его лживую натуру, но не подавал виду и слушал совершенно серьезно, не выдавая сомнений.

— С чего ты взял, что король не любит тебя? — спросил он. — Если он умрет, то престол достанется тебе, это же ясно.

— Карл запретил мне даже думать об этом. Мало того, он отказался дать мне звание коннетабля, освободившееся и связи с отъездом Анжу. Они лишили меня всего, еще не дав ничего. Что же мне теперь делать, как не открыто выступить против них?

— Что ты предлагаешь? — нахмурившись, спросил король Наваррский.

— Я отправлюсь на границу империи и возглавлю там отряды гугенотов, которые помогут мне вступить на территорию Фландрии и занять — одно из княжеств, которое предлагал мне адмирал де Колиньи. Оттуда я начну развивать свою деятельность.

Это было правдой. Действительно, адмирал, когда был еще жив, предполагал посадить на трон одного из княжеств в Нидерландах герцога Алансонского.

— Ну, а дальше?

— Дальше? Я соберу войска, захвачу Париж и освобожу нас вместе с принцем. Моя мать отправится в изгнание, царствующую королеву мы отошлем к ее папочке, хотя… ее, как сочувствующую протестантам, можно и оставить. А затем вся Франция будет наша.

— Для начала, — сказал Генрих, подумав, — надо собрать вокруг себя лучшие умы, а потом настроить против правительства народные массы, которые в конечном итоге и помогут борьбе.

— Как это сделать?

— Очень просто — наводнить страну памфлетами, обличающими кровавые преступления королевы-матери, открыть глаза всем на то, что страной управляет не король, а женщина, которая, будучи флорентийкой окруженной итальянцами, мечтает превратить Францию в Итало-Галлию.

— Отлично, Генрих, мы так и сделаем! — воскликнул Алансон. — И вот увидишь, мы добьемся своего! Но для начала нам надо сговориться с Монморанси: они влиятельны, и они помогут нам.

— Что ж, поглядим, что из этого получится, — скептически ответил Генрих.

А пока мы приобщим к делу мою сестру, — доверительно шепнул Алансон. — Она единственная, кто любит меня в семье.

— Что? Посвятить в свои планы женщину? Да ты с ума сошел!

— Нам нужен союзник в собственном доме, и твоя жена, Генрих, как нельзя более подходит для этого. Я воздействую на нее через Ла Моля, ее нового любовника. Он сумеет уговорить ее присоединиться.

— Вот как! — пробормотал Генрих. — Через любовника моей жены!

— Но ведь ты не спишь с Марго.

— Так же, как и она со мной.

— Пойми, у нас нет другого выхода.

— В таком случае я отправляюсь к своей любовнице — мадам де Сов.

На конец октября был назначен отъезд из Парижа польских послов вместе с их новым королем. Двор последовал до границ государства. К тому времени план побега был тщательно разработан герцогом Алансонским. Действуя через Ла Моля, он сумел договориться с протестантами Германии, которые должны были содействовать освобождению Генриха Наваррского, принца Конде и герцога Алансонского при проезде королевского поезда в Шампани. Местом сбора заговорщиков, включая и членов семейства Монморанси виконта де Тюренна и графа Гильома де Торе, назначили Седан.

В пути Карл заболел и остался в Витри-ле-Франсуа. По его просьбе Генрих Наваррский остался с ним.

— Анрио, — сказал ему Карл, лежа в постели и держа его руку в своей, — с тобой одним я могу говорить как с братом, которого, видит Бог, искрение люблю. Не доверяй моей матери ни в чем и бойся ее, она желает тебе только зла. Остерегайся моих братьев, подлее их я не знавал никого на свете. Я для них — ничто, только лишний пень на дороге, а мать давно уже смирилась с моей смертью; она любит только Анжу. Они не подумали обо мне, когда решили устроить резню, а теперь бросают меня здесь одного…

— С вами остался я, сир, разве этого недостаточно? — возразил Генрих. — Кому же еще любить вас, как не мне, вашему кузену?

— Ты хитришь, Генрих, и остался вовсе не по моей просьбе, а из собственной выгоды. Ты хочешь удрать, пока никого нет вокруг… Что ж, может быть, это и будет для тебя самым правильным, только знай, что тебе отсюда не уйти, потому что кругом охрана… Моя мать позаботилась.

— Со мной верные друзья: Д'Арманьяк, дю Барта, Лесдигьер, Шомберг…

— Береги их жизни, они тебе еще пригодятся. Я знаю о вашем сговоре насчет Седана. Мне сказала Марго. Я посоветовал ей ничего не предпринимать, потому что дело это безнадежное.

Генрих похолодел.

— Марго? Но откуда узнала она? Неужто…

— Ей сказал Миоссанс.

— Мой родственник… Каким образом это стало известно ему?

— Проболтался Ла Моль.

Генрих скрипнул зубами от досады.

Карл откинулся на подушки и смежил веки. Казалось, он заснул. Генрих бросил взгляд и вздрогнул: перед ним было лицо мертвеца, именно такими они выглядят в гробу — будто бы вылепленными из воска.

Карл глубоко вздохнул, открыл глаза и повернул гипсовое лицо к кузену. Во взоре Генрих прочел безмерную усталость. Жизнью или бременем правления? Быть может, борьбой с матерью или братьями?

Карл положил высохшую ладонь на колено Генриха и тихо произнес:

— Поезжай в Реймс, двор отправился туда. Будь осторожен, возможно, Маргарита уже предупредила нашу мать. Твоя жена все-таки беспокоится о тебе; видишь, она не верит в этот призрачный заговор, в результате которого ты можешь пострадать. Но она всегда подскажет тебе момент, когда можно действовать наверняка.

Карл замолчал. Отвернулся, устремил взгляд в потолок, расписанный сценами из Данте, бездумно смотрел с минуту в одну точку, потом, закрывая глаза, еле слышно прошептал: