Владимир Волкович - Хмель-злодей

Александр выскочил на крыльцо, пролётка подъехала к закрытым воротам.

— Ну, прикажи открыть ворота, — волнение передалось Александру, он смутно чувствовал какую-то неожиданную встречу.

Ворота распахнулись, и пролётка въехала во двор. Михаил бросил вожжи и соскочил на землю:

— Ну, что ты стоишь, как вкопанный, или не рад своим? — крикнул он остолбеневшему Сашке и шагнул к нему, раскинув руки. Сашка бросился к Михаилу, они обнялись и стали тискать друг друга, словно не веря, что снова встретились.

— Подойди, поздоровайся с сестрёнкой, — шепнул Михаил Сашке, кивнув на Яну, — только осторожнее, она больна.

Сашка подбежал к пролётке:

— Яночка, сестричка моя родная, здравствуй!

— Здравствуйте, — ответила Яна, равнодушно глядя на Сашку. Но вдруг в глазах её мелькнула какая-то мысль, она сосредоточенно уставилась на Сашку, напряглась, словно пытаясь мучительно вспомнить: кто это перед ней, до боли знакомый, до боли близкий.

Сашка тормошил её:

— Яна, это я, твой брат, ты не узнаёшь меня?

Но глаза Яны уже вновь приняли своё постоянное равнодушно-отрешённое выражение.

Михаил положил руку на плечо Сашки:

— Прикажи, пусть приготовят для неё комнату и дадут помыться с дороги.

На крыльцо вышла Леся, привлечённая громкими голосами. Увидев Михаила, она подбежала к нему, придерживая живот, и поцеловала в щёку.

— Ух, какая ты стала, настоящая пани, — с ноткой шутливости воскликнул Михаил, — наследника ждёте?

Леся зарделась, но сейчас же взяла себя в руки.

— Да, через месяц роды, а это Яна? — она махнула рукой в сторону пролётки, — можно познакомиться?

— Это Яна, только она больна и людей не узнаёт. Прошу тебя позаботиться о ней.

— Конечно, конечно…

Леся подошла к пролётке и заговорила с Яной:

— Здравствуй, милая, пойдём со мной, сейчас отдохнёшь с дороги, подкрепишься, сил наберёшься.

Леся помогла Яне спуститься с пролётки, взяла её под руку и отвела в замок. Слуги уже суетились, накрывая стол на той самой террасе, где когда-то трапезничала семья пани Рудницкой.

Тени деревьев стали длиннее и перекрестились на дощатом полу и на столе, заставленном бутылками и различными яствами, бледный диск луны высветился на темнеющем небе, а друзья всё сидели и никак не могли наговориться. Несколько раз пробегал Васька, опасливо поглядывая на Михаила, Александр давал ему распоряжения и он уходил.

Михаил рассказал о своих приключениях в Крыму, о Яне, а Сашка — о хозяйственных делах.

— Отдохнём несколько дней, и повезу её в Краков, к докторам. Там, говорят, медицина сильная, доктора все болезни лечат. А как дорога, не опасна?

— Банды гуляют в округе — гайдамаки, казаки, кто их сейчас разберёт, грабят, где можно, где слабину чувствуют. Возьмешь несколько человек в сопровождение, всё надёжней будет.

— Ну, пойду отдыхать, устал…

Ночь выдалась неспокойная — шум, крики, откуда-то издалека тянуло запахом гари.

Утром Сашка хотел разбудить Михаила всегдашним весёлым приветствием: «Вставай, дон Кихот, Дульсинея уже проснулась!», приветствием оттуда, из детства, но не смог. Слишком много событий случилось, слишком много горя излилось, так что веселья никакого не получилось. Видимо, минули детство и юность и навсегда ушли, оставив в душе щемящую грусть и лишь память о прошлом. И возврата туда больше нет.

Да ещё это ночное нападение на монастырь.

Едва рассвело, прибежал прислужник из расположенного в нескольких верстах от имения Рудницких женского православного монастыря.

— Казаки разграбили монастырь, монахинь насиловали, ловили в монастыре и окрест, куда те бежали. Мой дом снаружи стоит, у стены монастырской, домишко плохонький, на него и внимания не обратили. Я тихонько, тихонько вдоль стены и… утёк. Тем и спасся.

— Как же так? — Сашка недоверчиво смотрел на прислужника, — казаки сами православные, раньше не было такого.

— Какие они православные? Нет у них никакой веры, нехристи они, разбойники. Псы это, псы, которые умеют только убивать да пить, пить да убивать.

— Ушли уже?

— Нет, расположились в монастыре, монашек не выпускают, развлекаются с ними, издеваются по-всякому, насильничают.

Сашка сжал кулаки:

— И много их там?

— Да кто знает, может, сорок, может, с полсотни. Пьяные все, вино достали из монастырских подвалов, несколько бочек и пьют.

— Понятно. Иди, отдохни пока, потом позову.

— Ну, не может такого быть. Ты разве видел когда-нибудь? Они же веру православную на своих знамёнах начертали.

Сашка тормошил проснувшегося Михаила, пытаясь вытянуть из него объяснение.

— Казаков-то коренных, совсем немного, они и по природе своей люди разбойные, тем и жили всегда и пропитание себе грабежами и войною добывали. А Хмельницкий всех холопов поднял — все в казаки подались. Холопы, хоть и тоже пограбить не прочь, но всё-таки, крестьяне, к труду приучены, да и в православие верят, а казаки только прикрываются этой верою, в оправдание своей, якобы благородной цели — защите православия. А теперь, когда дисциплина ослабла, когда войско запорожское разбегается, все бандиты казаками себя величают.

Михаил объяснял, останавливаясь для вдоха-выдоха, он теперь, когда жизнь вошла в спокойную колею, с утра занимался физическими упражнениями.

— Ну, да ладно, что делать-то будем?

— Дело, вроде, как и не наше, православный монастырь-то, да жалко баб, одни они там, некому заступиться.

Лицо у Сашки стало серьёзным и озабоченным, он уже совсем забыл о своём утреннем желании — повеселить Михаила, какое уж тут веселье.

— Шайка эта в монастыре с монашками натешится, кровь девичью по стенам размажет, подвалы винные опустошит и к нам, не ровён час, нагрянет.

Михаил привёл себя в порядок после сна и готовился завтракать.

— Предлагаю взять их пьяненькими…

— Так силёнок у тебя маловато. Одни крестьяне.

— Маловато, зато люди надёжные и обучены мною на случай нападения, и казаки есть бывшие, что от Хмеля сиганули. До ночи хватит времени подготовиться.

— Да, видимо, встречи с ними нам не избежать.

В неверном свете ущербной луны едва угадывались высокие монастырские стены и башни. Из-за закрытых ворот доносились грубые пьяные выкрики, женские испуганные голоса, стоны, вопли, переходящие в хрипы.

— Подождём ещё немного, пусть угомонятся, — шепнул Сашка на ухо Михаилу.

Два десятка людей, собранных Сашкой, словно растворились в темноте, спешились задолго до цели, коней отвели пастись, приставили к ним паренька из крестьян.

— Ну, пора.

Сашка негромко свистнул. Несколько человек подбежали к воротам и, подсаживая друг друга, мигом перелезли вовнутрь. Казаки, выставленные в охрану, уже спали тут же, пьяные. Смерть их была легка. Ворота раскрылись, и Михаил с Сашкой во главе небольшого отряда ворвались во двор. Битвы не было, казаки были пьяны, крестьяне находили их в трапезной, в кельях и даже в часовне. Иногда они валялись пьяные рядом с голой, изнасилованной и задушенной монашкой. Видимо, казаки получали особое удовольствие, насилуя бившихся в предсмертных судорогах женщин.