Станислав Десятсков - Персонных дел мастер

— За парадом начинается и сама регата... Трех первых победителей ожидают почетные кубки, а четвертый получит жареного поросенка!— весело щебетала Серафима, которая сразу нашла с Сонцевым общий, и конечно же французский, язык.

«Вот и вы, московиты, не получите от меня ничего, кроме жареного поросенка!»— злорадно подумал про себя сенатор, поджидая, когда русский дипломат приступит к делу и заведет старую песню о несоблюдении республикой давнего союзного договора. Но Сонцев, оказывается, и не собирался вспоминать старину. Размешивая кофе в маленькой чашечке, он любезно осведомился, знает ли господин сенатор, что на днях господарь Молдавии Дмитрий Кантемир со всем своим войском открыто перешел на сторону России. Сенатор Мочениго не знал еще этой столь важной новости, хотя республика держала своих консулов и во Львове, и в Яссах. Но род Мочениго недаром веками поставлял Венеции искусных дипломатов: ни один мускул не дрогнул на лице сенатора, и, как ни в чем не бывало, он любезно поинтересовался в ответ здоровьем царя Петра, который, по слухам, заболел тяжелым недугом в маленьком волынском городке — «кажется, в Луцке?»

— Государь здоров и сам направляется в Яссы, чтобы встать во главе войска!— отрезал Сонцев. И добавил, глядя в выпуклые глаза сенатора:— Полковник Милорадович сообщил на днях важную весть — вся Черногория восстала против турок, а вслед за ней поднялась Герцеговина и Великая Сербия!

Любезная улыбка исчезла с лица сенатора, — столь важным было это известие. Ведь в далматинских владениях республики, протянувшихся по всему восточному побережью Адриатики, проживают сотни тысяч сербов. «И ежели они поднимутся на помощь своим соотечественникам, война республики с султаном может стать неизбежной! И потому пожелаем русским виктории, но сами до оной подождем выступать, да и границу с восставшей Сербией закроем на крепкий замок!» — заключил сенатор свои размышления. И, обернувшись к Сонцеву, снова любезно улыбнулся:

— Я жду вас, милейший князь, в своей коллегии. Полагаю, дож республики непременно даст вам аудиенцию.— И добавил с откровенным ехидством: — Но не раньше чем минует большой карнавал!

Сонцев в ответ едва не чертыхнулся: большой карнавал в Венеции начинается осенью и длится почти полгода.

На другой же день Сонцев покинул столицу Адриатики, пожелав Никите доброй науки и поручив ему принимать гонцов, которые пожалуют из Черногории, и пересылать их через контору синьора Гваскони в Москву. Сам же он поспешал на Прут, куда, по слухам, уже выступила русская армия.

Так вышло, что лейб-регимент Меншикова пошел на Прут без своего шефа-фельдмаршала. Царь не взял на сей раз своего Данилыча в новый поход. Много шло тогда и в Петербурге, и в армии, и в Москве разных слухов на сей счет. Одни говорили, что то первый знак готовящейся опалы некогда всесильного Голиафа, другие объясняли это известным недовольством Петра на немалые грабежи, учиненные Меншиковым в замках польской шляхты, что вызвало представление царю со стороны Речи Посполитой, третьи, и их было большинство среди офицеров лейб-регимента, утверждали, что знаменитый своими викториями фельдмаршал оставлен на севере, дабы пугать шведов самим своим присутствием и тем предупредить возможную шведскую диверсию со стороны Балтики. Одно знали твердо: лейб-регимент забран у Меншикова, как один из лучших конных полков, боле потребных в южных степях, нежели в северных лесах и болотах. Точно оценив, что шведы на сей час никакой великой угрозы ни Петербургу, ни Риге и Ревелю не представляют, Петр весной 1711 года решительно меняет лицо войны и перебрасывает главные силы армии с севера на юг, отбирая в первую очередь отборные конные полки, коих в русской армии для войны с турками, располагавшими многотысячной конницей, оказалось до обидного мало. Вот почему даже у Меншикова был забран для Прутского похода его лейб-регимент.

На Украине, куда полк вступил ранней весной, уже пылала война. Только что прокатилась по Левобережью крымская орда, ведомая самим ханом Девлет-Гиреем, и, хотя татар отбили, после набега, остались тысячи дымящихся сел и хуторов, а в Крым потянулся тысячный ясырь: захваченные в татарский полон беззащитные дети и женщины. Конвойцы нещадно подгоняли полоненных плетьми, заставляли бежать, дабы успеть увести ясырь от русской погони. Но киевскому губернатору, князю Дмитрию Михайловичу Голицыну, было не до погони. Ибо только ушла угроза с левого берега Днепра, как уже на Правобережную Украину ворвалось сорокатысячное сборное неприятельское воинство. В нем бок о бок шли и казаки-мазепинцы, и польские паны из хоругвей Иосифа Потоцкого, переметнувшегося от короля Августа на сторону шведов и турок, казаки-сечевики и буджакские татары 4 5 Шанцы — окопы, в которых устанавливали пушки; апроши — линия траншей, подводящих к стенам крепости. .

Пушками в сем разномастном воинстве ведали шведы, деньги на поход были даны турками, план похода самолично разработан Карлом XII. Возглавить эту, идущую в Киев, сборную орду шведский король и крымский хан доверили преемнику Мазепы, бывшему генеральному писарю, а ныне самозваному гетману пану Филиппу Орлику.

Сбывалась давняя мечта предателя: шел он во главе могучего войска в Киев, дабы сесть там на державный гетманский стол. С высокого холма, куда взлетел он со своей разноязычной свитой, Орлик видел, как, мешая талый снег под ногами коней, длинной черной змеей тянется его воинство к Белой Церкви. Он хищно раздул ноздри длинного, клювом свисающего носа: черная змея вползала в самое сердце Украины, шла к Киеву. И хотя по всему ее пути стелется черный дым от пылающих сел и хуторов, стонут и рыдают чернобровые дивчины и малолетние хлопцы — крики и жалобы полонянок, угоняемых на невольничьи рынки Кафы, нимало не трогали ни Орлика, ни старшин-предателей. Все оправдывалось великой державной целью: скоро сядет пан-гетман на стол в Киеве и наступит его царство. Неважно, что под турецкой и шведской опекой, важно, что ЕГО царство! И станет Киев столицей самостийной Украины!

Правда, шедшие в воинстве Орлика польские паны из хоругвей киевского палатина Иосифа Потоцкого и не мыслили ни о какой самостийной Украине. Они-то шли в поход совсем с иной целью: поскорее вернуть Киев Речи Посполитой и посадить там хозяином пана Потоцкого.

И совсем уж не думал о какой-то там самостийной Украине буджакский салтан: он вел свою орду, чтобы хорошо пограбить, взять великий ясырь, а если удастся, то и спалить богатый Киев.

В одном было едино это разномастное воинство: шло оно за добычей, грабя и убивая, насилуя и поджигая, пока не докатилось, как грязная штормовая пена, до Белой Церкви.