Станислав Десятсков - Персонных дел мастер

— Но корабли по суше не ходят,— вежливо улыбаясь, стали возражать Петру на военном совете наемные капитаны англичане Джемисон и Грис.

— Ежели наши предки на пути от Новгорода до Царьграда шли с многими переволоками, го неужто мы не перетащим скампавеи по перешейку шириной от силы тысяча сто семьдесят сажен? — Петр строго оглядел свой военный совет.

Англичане о пути «из варяг в греки» ничего, само собой, не ведали, но русские-то должны знать! И впрямь, русские генералы зашумели согласно с царем. Ведь они ведали не только о древних походах «из варяг в греки», но и о том совсем недавнем походе, когда, подступая к Шлиссельбургу, Петр и его солдаты перетащили по карельской тайге корабли из Белого моря в Онежское озеро. Посему консилия высказалась за устройство переволоки, и уже с 23 июля полторы тысячи солдат валили лес на перешейке, прорубали просеку и сооружали деревянный помост для скампавей. Весь Гангут был окружен при этом крепкими караулами, а местным жителям запрещено было покидать свои дома, «дабы неприятель не мог ведать, что у нас делают».'

Прокладывая просеку, солдаты поджигали лес на перешейке, и такой густой дым повис над Гангутом, что шведы одно время решили, что русские намерены под этой дымовой завесой прорваться вдоль берега к абовским шхерам. Ватранг даже приказал командиру шхерной эскадры шаутбенахту Эреншельду подвинуть свои шхер-боты и галеры поближе к берегу. Вскоре, однако, один случай разъяснил шведам истинную причину дымовой завесы.

2-5 июля к борту шведского флагманского корабля «Бремен» подошло маленькое рыбацкое судно. Рыбацкий шкипер доставил не только свежую рыбу, но и важные известия: первое — сам царь прибыл в Тверминне, второе — русские готовят переволоку через Гангут.

— Значит, московиты строят драгет? — Тучный краснолицый Ватранг обращался, казалось, не столько к шкиперу, сколько к самому себе.

— Так точно, господин адмирал, они сооружают драгет! — Старый шкипер, родом из здешних шведов, сам служил когда-то в королевском флоте и хорошо ведал, что такое драгет. Ведь варяги знали устройство переволоки так же хорошо, как и русские.

— Дайте шкиперу тридцать талеров и купите у него всю рыбу! — приказал Ватранг своему флаг-адъютанту.— И вызовите на совет флагманов!

— Так вот чья воля столкнулась с моей волей!— Старый морской волк мерил широкими шагами адмиральскую каюту, поджидая флагманов. — Ну ничего, мы еще посмотрим, чья возьмет, чья воля сильнее, господин ша-утбенахт Питер Михайлов! Так, кажется, кличут вас московиты на море.

На совете младшие флагманы — и этот щеголь-француз Лиллье, и высокий белокурый викинг Эреншельд — дружно вспомнили, что не кто иной, как сам Ватранг, в начале кампании, обследуя гангутскую позицию, указал на ее слабое место: узкий перешеек, где можно построить драгет.

— Как вы были нравы, мой адмирал, совершенно правы! — Лиллье даже воздел руки, показывая всем чистоту кружевных брабантских манжет,— Конечно же, надобно было сразу встать на позиции у Тверминне, где в прошлом году я один сдержал русских!

— Хватит, господа, вспоминать прошлое! — Адмирал отвел руку от глаз и обвел флагманов строгим взглядом,— Лучше решим: какие меры принять против последних неприятельских акций?!

Порешили быстро и скоро: вице-адмирал Лиллье с эскадрой в одиннадцать вымпелов должен был немедля перекрыть главный фарватер, ведущий из Тверминне, и при попутном ветре атаковать и уничтожить стоящий в бухте русский галерный флот; шаутбенахт Эреншельд со своей шхерной эскадрой должен был пройти с запада к переволоке и встретить русские галеры жестоким огнем в момент спуска их на воду.

— Сам я остаюсь с семью линейными кораблями и двумя фрегатами у Гангута, где буду по-прежнему сторожить русских! — заключил Ватранг свою новую диспозицию.Лиллье не возражал: еще бы, ведь Ватранг уступал тщеславному французу все лавры будущей виктории, в которой не приходилось сомневаться. «А там... там я конечно же заменю старика, который дал такую промашку с дагертом!» Второй флагман с тайным превосходством посмотрел на старого адмирала.

— Но кто же прикроет прибрежный проход у Гангута, ежели я уведу свои шхерботы? — взволновался было честный и прямодушный Эреншельд.

— Не беспокойтесь, шаутбенахт, я уже приказал контр-адмиралу Таубе немедля прибыть с его галерами от Аланд к мысу Ганге. Хватит ему отсиживаться в нашем тылу и сочинять в донесениях в Стокгольм свои мифические подвиги,— успокоил Ватранг своего младшего флагмана.

Насколько старому адмиралу не нравился этот хвастун Таубе, настолько великое доверие внушал ему молодой и горячий Эреншельд.

— Настоящий викинг,— что бы ни случилось, он будет биться до конца! — И Ватранг еще раз подумал, что как хорошо, что у гангутской переволоки станет Эреншельд, а не этот лицемер и трус Таубе.

— С богом, господа! — Ватранг поднялся из-за круглого стола. Младшие флагманы бодро вышли из каюг-компании «Бремена», где состоялся совет, и поспешили к своим эскадрам. Приказы командующего были для них ясны и разумны.

Уже через час адмирал Лиллье покинул позицию у острова Руссар-з и повел свои корабли в открытое море. В полдень снялась с якоря и эскадра Эреншельда. Глядя с капитанского мостика на уходящие эскадры, Ватранг ощутил, что снова берет свою судьбу в собственные руки. «Посмотрим, какой ответный ход сделает царь Петр,— Адмирал по-бульдожьи сжал челюсти.— Проверим, чья воля сильнее».

В этот ясный, погожий воскресный день 25 июля, когда у Ватранга шел военный совет, Петр с Апраксиным и веселым толстяком голландцем капитаном Бредалем гостевал на галере Михайлы Голицына. За столом речь шла о баталиях у Пелкане и Лапполы, о славном зимнем походе отряда Голицына.

— Десанты на плотах, команды лыжников, обход неприятеля по лесам и болотам — разве слыхано сие в европейской военной гиштории, капитан? — с гордостью вопрошал Петр голландца, раскрасневшегося то ли от духоты, то ли от доброго ямайского рома.

— Согласен, ваше величество! Генерал Голицын — умный и искусный генерал! — склонил голову Бредаль, хитро поглядывая на князя Михайлу. Голландец уже ведал, что именно Голицын назначен командовать десантом на Аландах и что скоро ему служить под началом этого удачливого генерала, так что ласковое слово здесь не помеха.

— При чем тут я! — с досадой возразил князь Михайло.— Еще предки наши искусны были в переправах на плотах, а на лыжах, почитай, все мужики на севере России ходят. Ну а что по лесам и болотам прошли, так и то не моя заслуга, а русского солдата!

— Послушать нашего князюшку, так у него все виктории один вахмистр Кирилыч одержал! — добродушно смеялся Апраксин.