Валентин Рыбин - Государи и кочевники

— Дай мне тюмены, падша…

— Сколько, мой хан?

— Весь мешочек, который в сундуке.

— Вий, хан, что такое опять ты надумал? — запричитала Огульменгли, открывая сундук.

— Тише, тише… Что надумал, то и сделаю.

Взяв мешочек с золотом, он сунул его под халат и привязал к поясу. И, проговорив: «Ну, спи», — ушёл в другую юрту к слугам распорядиться, чтобы седлали коня…

На рассвете, когда все джигиты были в сборе, приехал от русских Аман-Назар. Узнав, что шурин собрался в Кумыш-Тёпе, он попросил подождать и спустя час тоже был готов в дорогу. Выехали вместе.

Тихая пустынная равнина была ещё окутана ночной дремотой и не подавала признаков жизни. Серые каспийские волны с лёгким шумом ударялись о берег, словно пытались разбудить спящие степные просторы. Но ни море, ни ветер не были властны над ними. Их могло разбудить одно лишь солнце, но оно было далеко за горизонтом и посылало сюда лишь отсветы. Якши-Мамед ехал молча, о чём-то сосредоточенно размышлял. Он даже не повернул головы, когда Аман-Назар указал в море на русские парусники, к которым спешили гребные суда. Русские для него больше не существовали и, подумав о Карелине, он сказал себе, что не стоило рассчитывать ни на его силу, ни на его заступничество. У русских свои заботы — подчинить себе всех иомудов, а правит ими отец. Но ничего, Якши-Мамед заставит слуг ак-падишаха считаться с собой!

Кумыш-Тёпе встретил всадников суетливым передвижением людей. Все были словно чем-то напуганы, куда-то спешили и не обращали внимания на посторонних. Из большого огороженного двора, рабата, выходили купеческие караваны. И создавалось такое впечатление, что купцы убираются побыстрей и подальше, не распродав товары. Ещё не достигнув кибиток Аман-Назара, всадники поняли причину столь странного поведения жителей и гостей. От рабата к Серебряному бугру совершенно спокойно проехал на конях отряд каджаров. В кои времена было такое, чтобы персы чувствовали себя здесь как дома?!

— Да, видать, начинается такое, что не поймёшь— плакать или радоваться, — печально сказал Аман-Назар, слезая с коня у своих кибиток.

— Спешить не будем, — с некоторой опаской и каким-то злорадством отозвался Якши-Мамед. — Послушаем, о чём запоют каджары.

— Без песен ясно, что хозяевами сюда пожаловали!

Разговор их прервали подбежавшие слуги и Айна, увидевшая из юрты мужа и брата. Обласкав обоих улыбкой и приветствием, она проводила их в кибитку, распорядилась, чтобы служанка вскипятила чай и готовила обед, а сама подсела к ним на ковёр. Аман-Назар поинтересовался новостями и услышал, что персы появились в селении пять дней назад, побывали у всех ханов и старшин. Сюда тоже заглядывал Мир-Садык. Но когда узнал, что хозяин в Гасан-Кули у Кията, выругался и ушёл недовольный.

Якши-Мамеду стало ясно, что сейчас надо думать о войне, а не о кайтарме. Он хотел было спросить у Айны, как там поживает Хатиджа, но не решился. Благо, она сама догадалась, что брату не терпится узнать о молодой жене. Как только мужчины умолкли, Айна вставила слово:

— Ты-то, конечно, за своим яблочком приехал?

Якши-Мамед густо покраснел: не к месту, мол, такой разговор, но Айна не хуже его понимала это, добавила наставительно и строго:

— Надо скорее решать с Хатиджой, братец. Время теперь такое — как бы не опоздать.

— Сходи к ним, — попросил Якши-Мамед. — Пусть она готовится в путь, калым у меня с собой.

Он передал сестре мешочек с золотыми тюменами и выразительно посмотрел на Аман-Назара. Тот понял, что и ему придётся участвовать в возвращении невестки с кайтармы. Решили: завтра же отправят Хатиджу на Атрек.

Вечером пришёл человек от Назар-Мергена с приглашением. Тесть звал, конечно, не забавы ради, не для того, чтобы лишний раз посмотреть на красавца зятя. Подходя к его подворью, Аман-Назар и Якши-Мамед увидели с десяток каджарских коней и услышали густой говор, перемежающийся смехом. Судя по всему, хозяин и его гости ладили между собой. И встретили они приглашённых улыбками, деланным восторгом и похлопыванием по плечам. Якши-Мамеда усадили рядом с Мир-Садыком, человеком, которого он всегда считал своим злейшим врагом. И теперь, нечаянно коснувшись его, почувствовал отвращение и даже зажмурился. А каджар заглянул ему лживо в глаза и сказал с подкупающей лестью:

— Дорогой друг, я не забуду ваш благородный поступок. Вы осчастливили моего брата, когда он вновь увидел на своей расшиве тех четырёх свиноедов. Пожалуйста, пейте этот чай… — Он поднёс Якши-Мамеду пиалу, а затем и две конфеты в обёртке.

— Моего зятя конфетками не возьмёшь! — важно сказал Назар-Мерген, приглаживая бороду. — А на двадцать тысяч харваров риса мы согласны, если дорогой зять не будет против.

Якши-Мамед вскинул брови. Чего ради каджары вдруг расщедрились на двадцать тысяч? Много лет идут бесконечные распри из-за того, что персы за охрану астрабадских берегов платят мало — только десять тысяч харваров риса! А теперь, значит, пошли на уступки? Испугались, что русские переманят туркмен к себе?

— На каких условиях шах будет платить? — спросил Якши-Мамед.

— Условия прежние, — с кротостью мыши отозвался Мир-Садык. — Иомуды не пропустят ни одного аламанщика к Астрабаду. А чтобы договор никогда больше не нарушался, его величество шахиншах про-86 сит прислать в Тегеран двенадцать аманатов [7] Аманат — заложник. , сыновей здешних ханов…

— Слава аллаху, у меня нет сына, посылать некого! — хохотнул Назар-Мерген.

— Дорогой хан! — немедленно откликнулся Мир-Садык. — У тебя дочь трёх сыновей стоит!

Назар-Мерген побледнел и недобро сузил глаза, а Якши-Мамед схватился за нож.

— Ну-ка повтори ещё раз, что сказал, — потребовал он. — Повтори, собачий сын!

— Дорогой мой, зачем так, а? — залепетал каджар. — Зачем? Хозяин пошутил, я тоже пошутил. А ты шутки не понимаешь. Успокойся, дорогой. Одна капля гнева может испортить целое море радости!

— Успокойся, дорогой зять, — попросил и Назар-Мерген. — Гость и вправду любит пошутить. Говорят, если в Астрабаде услышишь смех, это значит — или хамзад [8] Хамзад — лукавый. кого-нибудь щекочет, или Мир-Садык шутит… — И хозяин опять захохотал.

— Значит, двенадцать аманатов? — холодно глянув на каджара, переспросил Якши-Мамед.

— Да, дорогой мой… Это необходимо… И ещё я должен сказать, но теперь не могу. Пусть скажет сам хозяин этого очага… — Мир-Садык просяще уставился на Назар-Мергена. Тот надул щёки, выдохнул и небрежно заговорил:

— Думаю, дорогой зятёк, не оскорбишься… А если вдруг вздумаешь опять хвататься за нож, то наберись терпения и дослушай до конца. Шах требует в аманаты одного из сыновей Кият-хана…

Якши-Мамед вздрогнул и криво усмехнулся. Назар-Мерген предостерегающе поднял руку.