Валентин Рыбин - Государи и кочевники

Михайла слушал Бахметьева вполуха и не сводил взгляда с красавицы. Он залился краской стыда, сердце его заполнилось огнём, когда увидел, как Багиров положил руку женщины на свою ладонь и начал поглаживать.

— Ну, сволочь! — проворчал Михайла. — Пойдёмте, господин полковник. У меня что-то голова разболелась…

У выхода он не утерпел — оглянулся назад и заметил, как женщина улыбнулась ему.

— А в общем-то хорошо, господин полковник, — засмеялся Михайла и твёрдо решил: «Приеду сюда опять — обязательно разыщу её!»

Ночь выдалась тёмная. Жёлтый серпик народившейся луны робко пробирался по чёрному звёздному небу. Ветер дул с гор, раскачивая и относя шкоут от причала. Сходни были убраны. Все, кроме вахтенного матроса, спали сном счастливых праведников: завтра поутру решили сниматься с якоря и плыть в Астрахань. Матрос, позёвывая, курил самокрутку и безразлично смотрел на мрачный бакинский берег. Кое-где на взгорье ещё горели огни, но по всей низине давно разлилась густая темнота. Тусклый фонарь горел у морского клуба, но свет его не приносил ни тоски, ни радости. Вахтенный уже начал поклёвывать носом, как вдруг услышал, будто бы по причалу кто-то ходит. Привстал, вгляделся в темень. Так и есть, две человеческие тени.

— Ктой-то там! — окликнул матрос. Подождал и, не дождавшись ответа, решил, что ошибся. «Какого беса принесёт сюда ночью?» Вновь присел и начал дремать. И тут упал на палубу огненный ком. Вахтенный подскочил, словно ужаленный, и бросился к пламени. Разлившись, огонь охватил шканцы и быстро пополз к мачте. Матрос сбросил с себя полушубок и, ударяя по огню, что есть мочи закричал:

— На помощь! Караул!

Крик его поднял на ноги всю команду. Тотчас из кают на палубу высыпали музуры и принялись гасить пожар: кто водой, кто парусиной.

— Ядри их корень! — орал матрос. — Ведь видел, как крались!

— Кто бросил паклю? — сбивая пламя пустым мешком, спрашивал Михайла.

— Басурманы — известно кто! — отвечал слезливо вахтенный. — Подкрались, зажгли факел и на палубу швырнули. Хорошо, что глаза у меня зорки, а то бы сгорели не за понюх!

Суетясь и покрикивая, команда «Астрахани» быстро справилась с огнём. Прибежавший из дежурной будки полицейский и ночные сторожа из таможни отчаянно спрашивали себя: какой же, мол, злодей сделал поджог?! Эх, поймать бы! А Михайла сразу понял, чьих рук дело. Понял и перепугался содеянным. «Нет, сатана на этом не успокоится. Надо поскорее выходить в море».

— Ну-ка, Васильев, прикажи ставить паруса, — велел он штурману. — Нечего утра ждать, небось не заблудимся, не маленькие…

Вскоре раздались команды и полезли на мачты матросы. Замелькали тени на рангоутах, зашелестели полотнища марселя и стакселя. Спустя час судно отвалило от берега и, подгоняемое ветром, быстро вышло на середину гавани. Взбудораженная команда постепенно успокоилась.

Два дня и две ночи шкоут шёл в семи верстах от западного берега. По утрам в отдалении было видно, как по кавказской земле стелился туман, а когда прояснялось, то маячила вершина горы Бешбармак. У подножия в низине было зелено: в зрительную трубу виднелись Самурские леса, небольшие аулы с вьющимися дымками. Словно картинки из дивной сказки сияли на высоких берегах дербентская древняя крепость и русская крепость в Тарках. Возле этих городков кишели небольшие парусные лодки и стояли на якорях корабли. Михайла вспомнил, что за Дербентом и Тарками идёт война с Шамилем. Подумал без особой тревоги: «Чёрт её знает, а может, горцы давно захватили и Тарки и Дербент? А может, это ихние лодки на пристанях? Чего доброго, кинутся в погоню на вёслах, или из крепостей пушки загремят…» Хотел было увести корабль подальше от берега, но передумал — всегда, мол, успеется. Велел музу-рам, чтобы приготовили на всякий случай оба замбурека. Две эти пушчонки раздобыл ещё лет двадцать назад Михайлин отец: купил их у какого-то персидского вали. Нужны они были крайне. Редкий купец в ту пору обходился без пушечных выстрелов. Частенько нападали на купеческие суда разбойники. Когда не помогали ружья, то заряжали пушки и отпугивали злодеев. Особенно много стычек было в последнююрусско-персидскую войну. Теперь разбои на Каспии будто бы прекратились, но, дьявол их знает, надолго ли? Раз в горах идёт война, то и на море она выплеснется. Всё обошлось, однако, благополучно: прошли мимо пристаней и крепостей — никто не тронул, никто не обратил внимания. Лишь на пятые сутки, когда утих ветер и упали паруса, музуры заметили позади «Астрахани» приблизительно в пяти верстах два парусника. Начали гадать: чьи, откуда взялись? Неужто Шамиль в погоню бросился? Смотрели поочерёдно в зрительную трубу, пожимали плечами и поругивались: вот ещё не было печали — и ветер утих, и разбойники «на хвост сели». Ветер зашевелил паруса в полночь, шкоут двинулся дальше. И бежал он по волнам быстро и уверенно, словно хороший конь по равнине, но Михайла и его спутники не находили покоя — только и всматривались в чёрную ночь за кормой, ожидая внезапного нападения. Утром, чуть свет, разглядели — оба парусника шли следом и ещё приблизились. Капитан прикинул, сказал купцу:

— Нагонят к вечеру, ваше степенство. Хоть бы успеть нам выйти к Чеченскому острову, а там рукой подать до Волги.

— Хай, шайтан! Вот всегда так. Аллах пошлёт — дьявол отнимет! — сокрушался Кеймир.

К вечеру парусники отдалились в море, чтобы напасть с фланга — это поняли на «Астрахани» все. Михайла велел команде зарядить ружья и винтовки, поставили на правый борт оба замбурека и принесли ящики с ядрами. Фонарей решили не зажигать. Курить — только в кубриках, авось обойдётся. До полуночи не было услышано ни одного постороннего звука, только всплески волн и кромешная чернота. За полночь взошёл месяц; тусклый свет от него упал на море. И почти вместе с его восходом загремели пушки: одна, другая, третья. Красные снопы огня озарили полумрак, а свист ядер и взрывы заглушили всплески волн. По огню, вылетающему из жерла пушек, Михайла определил: парусники идут один за другим, и велел стрелять по ним. Едва отгремели чужие пушки, как «ответили» оба герасимовских замбурека. На чужих парусниках затаились: видимо, не ожидали, что «Астрахань» вступит в сражение, и, может быть, даже не знали, что на шкоуте есть пушки. Но пауза была недолгой. Вновь загремела палубная артиллерия, и одно из ядер с ужасающим свистом ударило в ростры. Полетели щепки — ядро угодило в крайнюю шлюпку. По крашеной обшивке заплясал огонь.

— Бросай в воду! — заорал штурман.

Кеймир и с ним несколько музуров бросились на ростры, подхватили, приподняли шлюпку и бросили в кипящие волны. Замбуреки дали ещё один залп по врагу, затем ещё и ещё, но ответного огня не последовало. Настала тишина, а за ней — матросская ругань с прибаутками и угрозой.