Валентин Рыбин - Государи и кочевники

— Да ты не спеши. Отдохнём малость…

— А чего волынку-то тянуть! — засмеялся Михайла. — Зовут — иди, дают — бери. — И, опустившись в бударку, поплыл на шкоут собираться в дорогу.

Вечером отплыли. Пакетбот «Св. Василий», втрое меньше военного корвета, шёл следом, как верный пёс за хозяином. Погода благоприятствовала. На Каспии установились тихие жаркие дни. Море едва подавало признаки жизни; просыпалось, когда набегал ветерок, покрывалось мелкой рябью и, по мере усиления ветра, играло, наращивая волны. Жара, сдобренная тяжёлой солёной влагой, не давала покоя. Моряки спали на палубе, постелив рядком тюфячки. Сам Михайла приспособился в гамаке. Днём в каютах обливали пол, застилали циновками и тоже дремали.

Через двое суток, вечером, вошли в саринскую бухту. Солнце закатывалось за островок, озаряя пустынный, заставленный бараками и усаженный деревьями ландшафт. У причалов скучно покачивались сторожевые суда. На приход парусников, кажется, никто не обратил внимания. Лишь офицер береговой службы, выйдя из дежурки, козырнул морякам и почему-то пожал руку Михайле. Он же проводил его к дому Басаргина. На террасе Михайлу встретила женщина лет двадцати. Он сразу вспомнил её: та — с аристократическим белым лицом и большими голубыми глазами. Взгляд её, доверчивый и нежный, словно она встретилась со своим возлюбленным, обескуражил Михайлу. Он отвёл глаза и поймал себя на том, что разглядывает её шёлковое, почти прозрачное, платье с глубоким вырезом декольте. Смутившись, хотя был и не из робкого десятка, Михайла отвернулся.

— О, вы не стесняйтесь! — мягко воскликнула она, беря его за руку. — Мы давно ждём вас. Григорий Гаврилыч сейчас будет. Давайте пройдём в гостиную. Скажите, пожалуйста, как вас зовут? В тот вечер мы так и не познакомились.

— Вы помните меня? — обрадовался Михайла и торопливо представился: — Михайлой меня кличут. Простите, сударыня, а как величать вас?

— Величать? — усмехнулась она. — Меня величают фрейлейн Габи. Я — немка.

— Вот оно что, — сказал, оглядывая её заново, Михайла. — И кем же вы доводитесь командиру эскадры? — В глазах его засверкали игривые огоньки.

Габи перехватила его взгляд, и лицо её порозовело, как тогда — в ресторации.

— О какой вы! — воскликнула она.

— Так кто же вы ему? — не унимался Михайла, начисто увлечённый её красотой и доступностью.

— Не задавайте глупых вопросов, мальчик, — сказала она ему, как ребёнку, и вдруг спросила: — Вы женаты?

— Нет, — ответил он с достоинством, подчёркивая, что женитьба его не интересует, а на самом деле вожделея: «вот такую бы в жёны!» Он опять представил Лушку — дочь купца Мясоедова — и подумал, что Лушка не стоит и мизинца этой немочки…

Габи между тем велела ему снять шляпу, подала мыло и полотенце. Затем, когда он освежился, провела в соседнюю комнату. В ней стояла кровать с зеркальцем в изголовье, стол у окна и висела картйна: Зевс похищает Европу.

— Почему же вы на мой вопрос не отвечаете? — допытывался Михайла, бросая на изящную немочку умоляющие взгляды.

— На какой вопрос? Ах, да… — засмеялась она. — У капитана — жена и дети в Астрахани. Я — экономка.

— И только?

— О, Михаэль! — удивилась и возмутилась она. — Как это нетактично с вашей стороны. Вы слишком грубы.

— Шучу, шучу, фрейлейн! — захохотал он и потянулся, чтобы поймать её за руку, но она увернулась и выскочила из комнаты. И тогда же послышался на террасе голос эскадренного командира.

— Где там наш Садко, богатый гость?!

Михайла вышел навстречу, поздоровались за руку. У обоих всплыла в памяти встреча в Баку.

— Вот прибыл, — развёл руками Михайла. — Беседуем здесь с вашей… фрейлейн Габи.

Басаргин едва заметно улыбнулся и скосил глаза на Габи. Та весьма официально обратилась к нему:

— Ваше высокоблагородие, Григорий Гаврилыч! Можно накрывать?

— Да, конечно, — ответил он небрежно, беря купчика под руку и увлекая в гостиную.

Идя с ним, Михайла попытался понять: каковы же их взаимоотношения, если она называет его «ваше высокоблагородие». И возрадовался опять: «Ну о чём может быть речь, коли «ваше высокоблагородие»?

— А эта Габи, она что, экономка?

— Она не только экономка, но и дальняя родственница мне.

— Простите, я думал — жена…

— Ну, что ты, Михайла Тимофеич! Какая жена! Габи — воплощение невинности, хотя и шаловлива. Правду я говорю, Габриэль? — повысил он голос.

— Святую правду, Григорий Гаврилыч, — отозвалась она весело из кухни. И вошла в гостиную с подносом, на котором красовался наполненный графин и ваза с яблоками и гранатами. Пока мужчины усаживались в кресла и закуривали, обмениваясь любезностями и задавая друг другу совершенно необязательные вопросы, Габи несколько раз входила и выходила, сервируя небольшой круглый стол на львиных лапах.

— Ух, сатана! Сатана — этот Багиров, — через минуту откровенничал эскадренный командир. — Да только и мы ведь не ангелы. Верно, Габи?

— Верно, ваше высокоблагородие!

— Давлю на него: «А ну-ка возверни сети Герасимова!» А он заладил одно: «Не брал». Пришлось матросикам по трюмам пройтись — вмиг отыскали. Начал, каналья, умолять, горы золотые наобещал — только заступись за него. А чего заступаться-то, когда проигрался по всем статьям. Сказал я ему: «Теперь эпоха Герасимовых началась. Теперь Каспий на них станет работать». И прогнал прочь. Так-то вот. И поверишь ли, каков оказался, каналья. За Габи он немножко ухаживал. Перстень ей, ожерелье подарил. А тут вцепился ей в кофточку: «Отдай, — говорит, — назад!»

— Ах, — вздохнула Габи. — Такого скупца и негодяя прежде я не видела.

— Взял назад! — изумился и захохотал Михайла. — Ай да купец!

— К сожалению, есть такие господа, дорогой Михаэль, — кротко отозвалась Габи и посмотрела на него. Он сидел напротив и не спускал глаз с её красивого беленького личика.

Хозяин между тем спокойно и важно, без лишних движений, разлил в рюмки ром и предложил выпить за новую дружбу. Габи тоже выпила, и Михайла заговорщицки подмигнул ей: пей, мол, не бойся. В ответ на его условный зов она под столом слегка нажала ножкой на его брезентовый сапог. Михайла опять смутился и почувствовал как загорелось в груди. А Басаргин, не замечая или делая вид, что ничего не замечает, заговорил о деле — о том, ради чего он пригласил к себе купца.

— Значит, говоришь, на выезде второй раз только?

— Второй…

— Оно и видно, хозяином настоящим себя ещё не чувствуешь.

— Это почему же?

— А потому что молод и многого не знаешь… — Басаргин вновь налил, и опять выпили. Теперь уже за новый союз.

— Багиров захлебнулся, — посмеиваясь, говорил Басаргин. — А чтобы и с тобой того же не произошло, надобно знать его ошибки. Жаден, каналья, — вот главный его недостаток. Каспий — это ведь не только купец на паруснике да рыба в море. Каспий — это чёрная икорка и балычок к царскому столу. Каспий— это два астраханских губернатора и начальник таможни в Баку. Каспий — это полномочный министр в Персии и Кавказский главнокомандующий. О себе уж я не говорю, дорогой Михайла Тимофеич. Из того, что мне Багиров присылал, я половину отдавал своему командующему и прочим господам. Чтобы быть хозяином Каспия — надо уметь всех прокормить…