Геннадий Ананьев - Иешуа, сын человеческий

— Можно назвать и так. Но ты сам сказал, что прошлое твое ушло со смертью твоей, и ты обновился, поэтому не подходи к себе с меркой Великого Посвященного, вольного все свои жизненные шаги решать самостоятельно. Тебе остается безропотно ждать окончательного решения суда Великих Посвященных нашего братства, — помолчав немного, добавил: — Как и мне. Как и тем, кто приставлен был к тебе якобы в услужение, как и тем, кто должен был волей своей вести тебя по предопределенной для тебя стезе, как всем твоим двенадцати сотрапезникам, виновным в немалой степени в срыве жертвенного ритуала.

Иисус едва сдержал себя, чтобы не ответить резкостью. Заговорил все же он вполне спокойно:

— Я испил Жертвенную Чашу до дна. Я выполнил безотказно волю Собора Великих Посвященных, взяв грехи, людские на свою душу. Но я вместе с тем сделал большее — вдохнул людям веру в Царство Божие на земле, вдохновил их идеей свободы, равенства и братства, которая станет великим лозунгом борьбы с грехопадением, насаждаемым Римом. Я сказал об этом на суде, и я удивлен, отчего не поверили мне, ибо я не лукавил, а вы, Великие Посвященные, проникали в мои мысли и чувства, и будь я лукав, сразу же схватили бы меня за язык.

— Все верно. Но ты поступил так, как никто еще прежде не поступал. Что это: гений бессмертия или гений шарлатанства? Это и предстоит узнать направляющимся в Израиль с караваном, специально для них подготовленным. Уже через три дня Великие Посвященные нашего братства поведут караван в Галилею, а следом и в Иудею. В Иерусалим. Все. Я и так много сказал. Если ты хочешь видеться со мной, не огорчай меня своей обидой на братьев моих. Тем более что я, как и ты, не вправе сейчас распоряжаться своей судьбой. До окончательного решения суда.

— Я принимаю условие.

— Тогда мы можем вместе погулять по городу. Я стану добрым для вас гидом. Оставлю же вас сразу, как вы этого захотите. К каравану, во всяком случае, я с вами не пойду.

— Воля твоя, Великий Посвященный, — смиренно ответила за Иисуса Мария.

Прогулка получилась отменной. Несколько часов дружеской беседы и познания нового, но вот — слово Марии:

— Не пора ли нам, Иисус, к шатрам своим, чтобы уладить все дела свои в караване?

Ответил за Иисуса наставник:

— Женщина права. Я оставляю вас, хотя и с сожалением.

Он приложил руку к сердцу.

Несколько минут бодрой ходьбы и — радостное приветствие караванщиков и купцов.

— Теперь нам нет помехи для продолжения пути. Через несколько дней закончим торговые дела свои и — в путь.

— Но мы не с вами. Мы остаемся здесь. Об этом мы пришли сказать вам. Так вышло.

Купцы и караванщики насколько любопытны, настолько и сдержанны. Если человек не готов объяснить суть странного происшествия, не стоит докучать ему вопросами. Лишь один вопрос — финансовый. Во-первых, оплачено за весь путь, во-вторых, как поступить с шатрами и верблюдами?

Иисус, прочитав мысли добрых купцов, ответил на их незаданные вопросы, весьма удивив их:

— Возврата неиспользованной суммы мы не потребуем. Она переходит к нашим бывшим слугам. Отныне они ваши спутники вместо нас. Они вольны продать один из шатров и одного верблюда, если этого захотят. Выручка в их полном распоряжении.

С купцами Иисус ударил по рукам, и пошли они с Марией к своим шатрам, довольные состоявшимся согласием. Они даже начали обсуждать, сколько нужно будет оставить слугам денег, чтобы без нужды они доехали до Индии и там смогли обосноваться. Оба не скаредничали. Увы, первые же слова Марии вызвали резкий протест не только Сони, давно уже ставшей подругой Марии, но и Гуха, хотя он пробыл в службе Марии и Иисусу всего-ничего. Они еще не высказали вслух своего протеста, но Иисус начал отвечать им:

— Не гоним мы вас от себя. Но я не могу поступить иначе.

— Почему?

— Меня ждет неизвестность, — начал пояснять Иисус. — Возможно, даже смерть. Через несколько месяцев.

— А я не переживу ее, — добавила Мария. — Мы с Иисусом едины. Если смерть, то на двоих одна…

— А мы, выходит, вольные пташки? Нет! Мы разделим с вами вашу судьбу, я говорю тоже за нас двоих, потому что и мы едины. Любовь наша не слабей вашей. Но еще крепче любовь наша к вам. Нам больно, что вы способны оттолкнуть нас в трудное для вас время!

— Я прошу у вас прощения, — низко склонил голову Иисус. — Мы хотели как лучше.

— Лучше остаться вместе, — непререкаемо заявил Гуха. — Лучше для нас всех.

— Поступим так: снимем дом в городе. Мы станем наведываться ежедневно, а если будет позволено, то и вы сможете приходить к нам. Вместе подождем конца. Тогда — видно будет.

Мария и Соня тут же пошли к купцам, и те, выслушав их просьбу, охотно согласились помочь с арендой дома на несколько месяцев.

— Мы оплатим аренду из неизрасходованной вами до конца суммы. Верблюдов и шатры купим сами. Они нам пригодятся. Завтра произведем взаимный расчет. Уладим все окончательно.

И в самом деле, все удалилось очень быстро. Дом, просторный, с превосходным двориком, где в довольно большом хаузе уже плескались утки и лебеди, к обеду был уже арендован. Верблюды и шатры проданы весьма удачно. Теперь остается только одно: ждать. Ждать месяц. Ждать два. Ждать три. В общем, сколько потребуется. Но это не главное. Ждать можно бы без волнений, ибо пригляд за Иисусом ослаб; однако неопределенность не давала забыться: вдруг все окончится новой жертвенной казнью, ради которой его, Иисуса, питают по высшему разряду, одевают в роскошные одежды, как тех, кого предназначают на мученическое заклание.

Очень старался Иисус избавиться от наваждения, но даже во сне он нет-нет, да и оказывался прикрученным к хоботу слона, и кромсали его тесаками главы общин под дикие вопли толпы. Он просыпался в поту, сердце заходилось в сполохе, и если бы не нежные поцелуи Марии (словно она сторожила его сон, его покой), ни ее тихий воркующий говорок: «Все будет хорошо. Верю, ученики твои не забыли тебя…», он просто не знал бы, куда себя девать после кошмарных сновидений.

В общем-то, он тоже надеялся на учеников своих, он верил, что они, увидя в том и свою выгоду, продолжат проповеди именем его, Иисуса, о Царстве Божьем на земле, и все же сомнения навязчивой тягучестью грызли душу: а что если разбежались они, как разбежались в ночь ареста его в Гефсиманском саду?

Вот так и тянулись дни, пролетали недели, внешне уютные, но с непрестанным душевным непокоем.

Лишь на исходе третьего месяца посланцы Сарманского братства воротились из Израиля, о чем Иисус узнал в тот же день. И что удивительно, сразу же отступили тревоги. Полная гармония дум и чувств. И даже то, что не сразу его позвали на суд, совершенно Иисуса не смущало: душа — вещун; выходит, с доброй вестью воротились Великие Посвященные.