Берды Кербабаев - Чудом рождённый

Неужели надеется переманить в свой лагерь? Кайгысыз ходил по комнате, загребая волосы пятерней. Надо бы добежать до комитета, унести из сейфа продкарточки, спрятать на чердаке. Растащут казаки, начнут торговать на базаре…

С улицы донесся конский топот. Кайгысыз выглянул из-за занавески — вооруженный отряд. Пожалуй, выходить опасно. Он посмотрел на брата. Агаджан улыбался. Видно, думает, что убедил, что в душе Кайгысыза идет борьба.

— Дело не в том, что я могу пострадать… — начал Кайгысыз.

— А в чем же? — удивился Агаджан.

— Во взглядах… Зачем живем? Для чего живем?

Агаджан задумался, потом очень мягко спросил:

— Ты… в самом деле большевик?

— Пока еще не вступил в партию, но дело не в этом.

— И тебе не жаль ислама? Религии наших предков?

— По совести — ни тебе, ни мне нет дела до мусульманства.

— А не преувеличиваешь?

— Едва ли. И потом я читал Коран в подлиннике и в переводе и не помню, чтобы там было сказано: обманывай и наживайся, бей и грабь, принуждай и получай выгоду.

— Кого я обманул?

— Разве свой хлеб добываешь своими руками?

— Бог дает.

— Почему же не дает он твоим батракам?

— Видно, не хочет.

— Где же справедливость? Одного делать хозяином, другого рабом…

В дверь снова заглянула Даша.

— Константин Сергеевич! Сейчас у калитки задержала этого… бывшего волостного… Из Совета. Можете ругать меня — я сказала, что вы в дальний аул уехали.

— А он?

— Чертыхнулся. Его, говорит, счастье. У этих товарищей, говорит, чутье, как у борзых…

— Молодец, Даша-джан! — сказал Кайгысыз.

Даша улыбнулась и скрылась за дверью.

— Не знаю, придется ли нам когда-нибудь еще беседовать, — сказал Агаджан, — но, как старший, не могу молчать: ты тут, в Мерве, в своем Продкоме дров наломал в пять раз больше, чем большевики! Разве этого ждал от тебя Теч-сердар? Пусть сам бог хранит нас от предателей своего народа!

— Я не предавал своего народа.

— Ты и брата своего не жалеешь.

— Я всегда тебе говорил, что не пощажу того, кто сидит на шее у туркмена. Пусть это будет старший мой брат, пусть младший…

— Выходит, что я…

— Если бы ты не был моим старшим братом, я бы сказал…

— Не бойся, говори!

— Я бы назвал тебя врагом своего народа!

Упершись обеими руками в стол, Агаджан нагнулся к брату.

— Так?..

Но Кайгысыз, не слушая его, вскочил на ноги и кричал:

— Я не тот беззащитный Кайгысыз, какого ты лупил когда-то! Не забывай! Мне не страшно теперь говорить тебе всю правду. Как назвать человека, который продает свою родину англичанам? Если он не враг своего народа, то кто же? Отвечай!

Голос Агаджана прозвучал глухо.

— Я не торгую своей страной.

— Какая разница? Сам не продаешь, так в сговоре с теми, кто продает. Разве вы не хотите запрячь туркмен в английскую арбу? Разве для такого предательства Теч-сердар произвел тебя на свет?

Тщетно Агаджан пытался прервать его гневную речь. Кайгысыз кричал всё громче.

— Вы предатели! На лице вашем клеймо! Будущие поколения заклеймят ваши имена позором!..

— Заткнись! — прохрипел сквозь зубы Агаджан.

— Ты не можешь заставить меня замолчать!

— Не смей больше называть меня братом! Мы теперь кровные враги. Если бы не считал тебя ничтожеством, я в землю вбил бы по самую глотку.

— Не думай, что я не могу взять тебя за горло, как Джепбар-Хораза.

Агаджану показалось, что каждый глаз Кайгысыза стал величиной с деревянную плошку, и не было в них пощады. Ему стало страшно.

Увидев, что брат поник, Кайгысыз тихо сказал:

— Идущий в ад ищет попутчика. Всего страшнее, что ты загубил своего сына. Загубил невинного, добродушного Силаба!

— Что я сделал любимому сыну?

— Узнаешь, когда его горячая кровь зальет песок, когда придется читать по нем джиназу… отходную! Только и жалко одного Силаба.

— Где твоя совесть? — у брата вдруг хлынули слезы и он закрыл лицо руками.

— А твоя судьба может оказаться пострашнее… — продолжал Кайгысыз.

Вошла Даша с чайником.

— Завтрак готов.

Агаджан оттолкнул женщину и выбежал из комнаты.

Опоздал. Опоздал… Надо было предвидеть события. Ведь фронта нет, и даже сотня нукеров на лихих конях смогла захватить город. Все эти дни он должен был бы искать явок на случай внезапного ухода в подполье, он должен был уничтожить, или, по крайней мере, эвакуировать архивы Комитета. А он мотался по аулам, пренебрегая слухами… Ведь говорили же ему, что советские отряды отступают.

Даша стояла в двери. И было жаль покидать ее в этот ночной час… Вообще жаль: оставишь ее и, может быть, все хорошее, пришедшее с нею в эту тяжелую зиму, разлетится подобно расчесанной шерсти, попавшей в смерч. Но Атабаев понимал, что она никуда с ним не уйдет, а ему нельзя оставаться дома.

Наверно, есть уже в штабе белых списки, пойдут по квартирам, его приметы всем известны… Может быть, найти коня и ускакать в Мене?.. Но разве можно надеяться на Гельды? А младший брат Ялкат? Он его любит, но кто поручится, что и он по примеру Агаджана не ушел а нукеры к Эзиз-хану?.. А если он и дома, — как долго смогут они защищаться у порога кибитки? Может, двинуть коня напрямик сквозь пустыню в Чарджоу? Но где найти надежного спутника, проводника, знающего дорогу? Ждать до завтра? Тогда как бы не сесть ему за решетку вместе с Джепбаром-Хоразом…

Уничтожая разные бумаги, Атабаев наткнулся на книжку из библиотеки Абдыразака и вспомнил тихий дом на окраине города… Абдыразак — вот к кому надо идти! «Что я — ишак со спутанными ногами? — подумал он и даже повеселел, потому что в минуту опасности всегда одобрял свой собственный юмор и считал это чертой мужества. — Сейчас же уйду к отшельнику…»

После того весеннего мартовского дня, когда он целый день бродил с праздничной толпой по улицам и пел солдатские песни, Кайгысыз не раз встречал этого чудака и даже пытался привлечь его к работе Продовольственного комитета. Абдыразак уклонился.

— Дай бог прокормить свою семью, — бормотал он.

Атабаев догадывался, что честный Абдыразак бежит от соблазнов, не хочет кормиться за счет неблаговидных проделок. Наверное, думал: лучше чинить дырявые ковры так, чтоб даже внимательный глаз обманулся; лучше, нагрузив верблюдов, сырые яйца везти караваном из Ташауза, чем ввязываться в дела властей и думать, что управляешь судьбой мира.

Но Абдыразак никогда не предаст. Только бы пройти к нему окольными переулками…

Уходя из дома, Кайгысыз сказал Даше:

— Кто бы обо мне ни спрашивал, говори, что давно уехал в Ташкент.

— И Джепбару-ага?

— И даже Тиг Джонсу!

Глубокой ночью он постучался в дверь Абдыразака. Хозяин не удивился, только спросил на пороге: