Кен Фоллетт - Гибель гигантов

— Надеюсь, вы правы. Ведь если они переждут бомбардировку в блиндажах, а потом выскочат со своими пулеметами, то просто покосят всех наших ребят.

— Вы, видимо, не поняли, — рассердился Фиц. — На этот раз будет бомбардировка, какой еще не видел мир. У нас по одному орудию на каждые двадцать ярдов по всей линии фронта. Будет выпущено более миллиона снарядов! Там не останется камня на камне.

— Ну, как бы то ни было, в одном мы с вами сходимся, — сказал капитан Эванс. — Такого еще не бывало. А значит, никто из нас не может с уверенностью сказать, что из этого выйдет.

Леди Мод явилась в суд олдгейтского магистрата в большой красной шляпе с лентами и страусовыми перьями и за нарушение спокойствия была оштрафована на одну гинею.

— Надеюсь, об этом станет известно премьер-министру Асквиту, — сказала она Этель, выходя из зала суда.

Этель не разделяла ее оптимизма.

— У нас нет возможности заставить его что-то сделать, — сказала она с досадой, — пока мы не получим право голоса. — Суфражистки собирались сделать этот вопрос главной темой на всеобщих выборах 1915 года, но из-за войны парламент выборы отложил. — Возможно, теперь придется ждать до конца войны.

— Не обязательно, — сказала Мод. На лестнице магистрата они остановились, позируя фотографу, и направились в редакцию «Жены солдата». — Асквит пытается удержать либерально-консервативную коалицию от распада. Если она распадется, выборы все равно состоятся. И это даст нам шанс. У правительства проблема. По закону солдаты, проходящие воинскую службу, голосовать не могут, потому что солдат не является хозяином дома. До войны, когда в армии было всего сто тысяч человек, это не имело значения. Но сейчас численность армии — больше миллиона. Правительство не посмеет проводить выборы без них, ведь они отдают жизни за свою страну. Иначе начнется бунт.

— А если будут менять закон, то смогут ли обойти вопрос о праве голоса для женщин?

— Именно это наш бесхребетный Асквит и собирается сделать.

— Но так нельзя! Женщины трудятся ради победы наравне с мужчинами: они изготавливают снаряжение на военных заводах, ухаживают за ранеными во Франции, работают везде, где раньше работали одни мужчины.

— Однако Асквит надеется увильнуть от обсуждения этой темы.

— Значит, мы должны постараться, чтобы у него это не вышло.

Мод улыбнулась.

— Вот именно, — сказала она. — Этому и будет посвящена кампания, которую мы начинаем.

— Я-то пошел добровольцем, чтобы выбраться из Борсталя, — заявил Джордж Барроу, облокотившись на перила, когда корабль выходил из Саутгемптона. В Борстале находилась колония для несовершеннолетних преступников. — Меня посадили на три года за кражу со взломом, мне было тогда шестнадцать. Через год мне надоело сосать у начальника колонии и я сказал, что хочу на войну. Он отконвоировал меня на сборный пункт — и дело с концом.

У него был сломан нос, ухо изуродовано и шрам на лбу. Он был похож на бывшего боксера.

— Сколько тебе сейчас? — спросил Билли.

— Семнадцать.

Мальчишек до восемнадцати лет в армию не брали, а выезжать из страны официально разрешалось с девятнадцати. Но армия постоянно нарушала оба закона. Набиравшим рекрутов сержантам и офицерам медицинской службы за каждого новобранца платили полкроны, и они редко уточняли возраст мальчишек, готовый пойти на войну. В батальоне был Оуэн Бевин — на вид ему было пятнадцать, не больше.

— Мы сейчас что, мимо острова плыли? — спросил Джордж.

— Ну да, — сказал Билли. — Остров Уайт.

— А-а, — сказал Джордж, — а я думал, уже Франция…

Во Францию они приплыли на следующее утро, очень рано, и высадились в Гавре. Билли впервые в жизни ступил на иностранную землю. Сказать по правде, это была не земля, а булыжники, по которым в его грубых башмаках идти оказалось тяжело. Они прошли через город — под безучастными взглядами местного населения. Билли слыхал, что к приезжающим англичанам бросаются с благодарными объятиями хорошенькие французские девочки, но видел только равнодушных женщин Средних лет, с убранными под платок волосами.

Они дошли до лагеря и переночевали. На следующее утро их посадили в поезд. За границей оказалось вовсе не так интересно, как ожидал Билли. Все было вроде по-другому — но не так чтобы очень. Как и в Англии, во Франции он видел в основном поля и деревни, шоссе и железные дороги. Заборов было больше, чем изгородей, а дома казались просторней и крепче, но и только. Билли был разочарован. Вечером они прибыли на место — в большой лагерь со множеством сбитых на скорую руку бараков.

Билли назначили капралом, и у него под началом оказалось восемь человек, в числе которых были Томми, юный Оуэн Бевин и тот мальчишка из колонии — Джордж Барроу. К ним присоединился загадочный Робин Мортимер, бывший рядовым, несмотря на то что выглядел на все тридцать. Когда они пришли в огромное помещение, где сидело, наверное, с тысячу человек, пить чай с хлебом и джемом, Билли сказал:

— Ну что, Робин, мы все новички, а ты, похоже, здесь не первый день. Расскажешь о себе?

Мортимер говорил почти без акцента, как валлиец, получивший хорошее образование, но ругался как шахтер.

— Не суй свой поганый нос в мои дела, тэффи! — сказал он и отсел от компании.

Билли пожал плечами. «Тэффи» означало «валлиец», и это было не особенно обидное слово, тем более когда ты слышишь его от другого валлийца.

Четыре отделения составляли взвод. Сержантом у них был Илайджа Джонс, двадцатилетний сын Джона Джонса Лавки. Его считали закаленным ветераном, ведь он пробыл на фронте год. Джонс тоже ходил в «Вифезду», и Билли знал его со школы, где за ветхозаветное имя его окрестили Пророком.

Пророк услыхал разговор Билли с Мортимером.

— Билли, я поговорю с ним, — сказал он. — Он парень крутой… но все равно не годится так разговаривать с капралом.

— А чего он такой злой?

— Он был майором. Уж не знаю, что натворил, но его судили военным судом и лишили офицерского звания. А так как он подходит по возрасту для военной службы, его тут же призвали рядовым. Вот оно как бывает с офицерами, если они сделают что-нибудь не так.

После чая их вызвал к себе командир взвода, младший лейтенант Джеймс Карлтон-Смит, парень одних лет с Билли. Он был неловок и стеснителен и казался слишком молодым, чтобы командовать кем бы то ни было.

— Солдаты! — заговорил он (с придыханием, характерным для аристократов). — Вести вас в бой — честь для меня, и я знаю, что в предстоящей битве вы будете сражаться, как львы.

— Малек чертов, — пробормотал Мортимер.

Билли знал, что младших лейтенантов называли «мальками» — но только офицеры.

Затем Карлтон-Смит представил командира роты «Б», майора, графа Фицгерберта.