Кен Фоллетт - Гибель гигантов

— Члены Думы не считают произошедшее революцией.

— Члены Думы — идиоты! — возмущенно сказал Григорий.

Маклаков с надменным видом удалился.

Константин тоже негодовал.

— Это контрреволюция! — воскликнул он.

— Этому не бывать! — сказал Григорий.

Они немедленно вернулись в левое крыло. В большом зале председатель пытался вести дебаты. Григорий вскочил на трибуну.

— У меня срочное сообщение! — прокричал он.

— У всех срочное, — устало отозвался председатель. — Ну да черт с тобой, давай.

— Дума приказала солдатам возвращаться в казармы — и подчиняться приказам офицеров!

Делегаты возмущенно зашумели.

— Товарищи! — закричал Григорий, пытаясь их успокоить. — Мы не вернемся к старому!

Все закричали, соглашаясь.

— Городским жителям нужен хлеб. Наши женщины должны спокойно ходить по улицам. Предприятия должны снова открыться, мельницы должны молоть муку! Но не так, как в прежние времена!

Теперь все его слушали, не понимая, куда он клонит.

— Мы, солдаты, должны перестать избивать средний класс, насиловать женщин на улицах и громить винные лавки. Мы должны вернуться в казармы, протрезветь и вернуться к исполнению своих обязанностей. Но… — он сделал многозначительную паузу, — на наших собственных условиях!

Раздался шум одобрения.

— Какими же будут эти условия?

Кто-то крикнул:

— Приказы должны издавать выборные комитеты, а не офицеры!

— И никаких больше «благородий» и «превосходительств», будут называться по званиям! — сказал другой.

— И честь не отдавать! — выкрикнул еще один.

Григорий растерялся. Он не мог всех даже выслушать, а запомнить сказанное — тем более. Ему на выручку пришел председатель.

— Я предлагаю всем, у кого есть предложения, подойти к товарищу Соколову.

Григорий знал, что Николай Соколов был юристом левых. «Это правильно, — подумал он, — нам нужно, чтобы кто-то перевел все наши предложения на язык юристов».

— Когда вы запишете все свои предложения так, как считаете нужным, — продолжал председатель, — выносите их на рассмотрение Совета.

— Хорошо! — Григорий спрыгнул с платформы. Соколов сидел за маленьким столиком у стены. Григорий и Константин подошли к нему, а за ними еще полтора десятка депутатов.

— Ну что же! — сказал Соколов. — Кому это адресовано?

И снова Григорий пришел в замешательство. «Всему миру», — хотелось ему сказать. Но солдат рядом его опередил:

— Петроградскому гарнизону.

— Всем солдатам гвардии, армии и артиллерии, — сказал другой.

— И флота, — добавил кто-то.

— Отлично, — сказал Соколов, записывая. — Для немедленного и точного исполнения, я полагаю?

— Да.

— А также рабочим Петрограда — для сведения?

— Да-да! — нетерпеливо сказал Григорий. — Так… Кто предлагал выборные комитеты?

— Я предлагал, — сказал солдат с седыми усами. Он присел на край стола прямо перед Соколовым. — Все войска должны создать комитеты из выбранных ими представителей.

— Во всех ротах, батальонах, полках… — записывая, сказал Соколов.

— Батареях, эскадронах, на судах военного флота, — добавил кто-то.

— Те, кто еще не выбрал своих представителей, должны это сделать, — добавил седоусый.

— Так, — сказал Григорий нетерпеливо. — Теперь вот что. Всякого рода оружие, включая бронированные автомобили, должно находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов, а не офицеров.

Несколько солдат высказали одобрение.

— Готово, — сказал Соколов.

— Все воинские части, — продолжал Григорий, — подчиняются Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам.

Соколов впервые поднял голову.

— Это значит, — сказал он, — что фактическая власть над армией будет у Совета.

— Да, — сказал Григорий. — Приказы военной комиссии Думы следует исполнять лишь в тех случаях, когда они не противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов.

Соколов продолжал смотреть на Григория.

— В этом случае Дума будет так же бессильна, как и прежде. Прежде она подчинялась прихоти царя. А теперь, значит, любое решение потребуется утверждать в Совете.

— Именно, — сказал Григорий.

— Следовательно, главным будет Совет.

— Пишите, — сказал Григорий.

Соколов записал.

Кто-то сказал:

— Офицерам воспрещается грубить другим чинам.

— Сейчас, — сказал Соколов.

— И обращаться к ним на «ты», словно мы дети или домашняя скотина.

Григорий подумал, что это все мелочи.

— Этому документу нужно дать название, — сказал он.

— Что вы предлагаете? — спросил Соколов.

— А как вы называли предыдущие приказы Совета?

— Никак, — сказал Соколов. — Это — первый.

— Значит, пусть так и будет, — сказал Григорий. — Так и запишите: «Приказ номер один».

В следующие два дня было принято еще несколько приказов, и Григорий с огромным воодушевлением занимался этой насущной работой революционного правительства. И все же он постоянно думал о Катерине и Вовке, а вечером в четверг наконец-то нашел возможность оставить работу и навестить их.

Он шел на юго-западную окраину Петрограда, и его сердце сжималось от плохих предчувствий. Катерина обещала держаться подальше от неприятностей, но ведь женщины Петрограда считали, что это и их революция. И если бы Катерина решила с Вовкой на руках отправиться в центр посмотреть, что происходит, — она была бы там не единственной матерью с ребенком. Множество невинных людей погибло — кто от выстрела полицейского, кто под ногами толпы, кто под колесами экспроприированного автомобиля с пьяным солдатом за рулем, а кто и просто от шальной пули. Когда Григорий входил в свой старый дом, он со страхом ждал, что навстречу попадется кто-нибудь из жильцов и со слезами на глазах скажет: «Случилось непоправимое…»

Он поднялся по лестнице, постучал в дверь и вошел. Катерина вскочила со стула и бросилась ему на шею.

— Ты жив! — воскликнула она и стала его целовать. — Я так волновалась! Я не знаю, что бы мы без тебя делали!

— Прости, что не мог прийти раньше, — сказал Григорий. — Но меня делегировали в Совет…

— В Совет?! — Катерина засияла от гордости. — Мой муж — депутат! — И снова обняла его.

Григорий увидел в ее глазах восхищение. Впервые в жизни.

— Депутат — это просто представитель избравших его людей, — сказал он скромно.

— Но они всегда выбирают самого умного и достойного.

— Ну… стараются.

Комнату освещала тусклая масляная лампа. Григорий положил на стол сверток. Теперь у него не было трудностей с получением продуктов в военной столовой.

— Я принес еще спички и одеяло, — сказал он.

— Спасибо!

— Надеюсь, ты старалась поменьше ходить по улицам? В городе опасно. Пока одни делают революцию, другие просто беснуются.