Луиза Мишель - Нищета. Часть вторая

Немного погодя Девис-Рот, сунув в карман завещание графа, вышел к ожидавшим его слугам. Когда они несли тяжелые ящики к дому иезуита, по той же улице шли еще три человека. Впереди — старый тряпичник и мальчуган с всклокоченными волосами; его живые глаза блестели ярче фонаря, который он нес. В этот поздний час оба неторопливо возвращались домой.

— Отец, — спросил мальчуган, показывая на ветхий особняк, — кто живет в этом домишке? Настоящая крысиная нора!

— Так оно и есть, Малыш. Там живет старая крыса, но у нее — три кругленьких миллиона.

Мальчуган пожал плечами.

— Вот забавно! Можно подумать, что у некоторых людей по тысяче утроб, которые надо набить, и по тысяче пар ходуль, которые надо обуть!

— Твоя правда, Малыш! И добавь: множество других, надрываясь, работают, чтобы эти люди богатели.

— Это довольно глупо с их стороны! — заметил мальчуган, подхватывая крючком валявшуюся на тротуаре связку бумаг.

Вслед за тряпичником и мальчиком шла какая-то старуха. Без сомнения, она брела уже долго, так как пошатывалась от усталости. Она тоже всматривалась в дом графа. Вдруг у нее подвернулась нога, и она наверное упала бы, если бы мальчуган ее не поддержал. Старуха пристально взглянула на него, затем проговорила:

— Спасибо, дружок! Как тебя зовут?

— Спросите отца.

Тряпичник подошел.

— Это Малыш, — заявил он.

Женщина еще раз осведомилась, как зовут мальчугана.

— Не все ли равно, раз его воспитал сын гильотинированного? — гордо заявил старик.

Затем оба удалились, но вдова Марсель (читатель уже узнал ее) сочла необходимым проследить, где они живут. «Положительно, тем, кто избрал стезю грешников, везет! — подумала она. — Удача за удачей, как из рога изобилия!»

Увлеченная слежкой, старуха не заметила, как Девис-Рот в сопровождении лакеев вошел в свой дом. Приказав отнести ящики в кабинет, он предложил слугам отдохнуть и сам поднес им прохладительного, влив в стакан по несколько капель одного из зелий, в которых он знал толк не хуже вдовы Марсель, постигшей все секреты монастырской кухни.

— Не находите ли вы, что граф нынче плохо выглядит? — спросил иезуит.

— Нет, — ответил слуга, — по-моему, у него такой же вид, как всегда.

— Он жаловался, что неважно себя чувствует, — заметил Девис-Рот, поглядывая на бедняг. Те пока еще ничего не испытывали; но вскоре один, жалуясь на дурноту, попросил отпустить его домой.

— Подождите, — сказал иезуит, — я дам вам успокоительного.

И он приготовил другое питье, которое должно было ускорить действие первого.

Затем наступил черед второго слуги; несчастные без сознания свалились на пол. С ними было покончено. Убедившись, что они мертвы, Девис-Рот оттащил одного за другим в подземелье, к заготовленным им еще раньше могилам. Засыпав трупы землей, он поднялся наверх, разбудил аббата Филиппи и проводил его в свой кабинет. Помимо ящиков, доставленных из особняка графа, там были и те, что он принес из подвалов. Было решено, что Филиппи отвезет все эти ценности в Рим. Там они пригодятся, когда начнется бой с врагами церкви.

— Будьте бережливы, — предупредил Девис-Рот. — Теперь вам долго никто не окажет такой материальной поддержки, как я.

Остаток ночи он провел, помогая аббату упаковывать содержимое ящиков в обыкновенные чемоданы, и утром проводил его, напутствуя советами:

— Позаботьтесь, чтобы в таможне не заглянули в них. Вы, конечно, знаете, как провозится контрабанда; с другой стороны, используйте свой авторитет духовного лица, чтобы на ваш багаж никто не решился посягнуть. Скажите, что везете святые мощи.

В четыре часа утра фиакр, ломившийся под тяжестью чемоданов, отвез Филиппи на вокзал. Аббат долго не мог забыть, с каким мрачным и таинственным выражением лица Девис-Рот вручал ему все эти богатства, дающие власть.

Между тем иезуит в последний раз спустился в свое подземелье. Стоя в тронном зале, он озирал всю эту роскошь, уже никому не нужную; по щекам его катились слезы. Нет, никто, кроме него, не сумеет довести до конца дело реставрации монархии и упрочить власть духовенства…

Лоб Девис-Рота казался еще выше, осанка — еще более величавой и гордой. Он снова обошел подземелье и вернулся в тронный зал. Окинув его прощальным взглядом, он зажег все свечи и подпалил ими обои, затем скрестил руки на груди, высоко поднял голову и стал ждать.

Огонь медленно распространялся под сводами из одного помещения в другое, охватывая занавеси, двери, все, что могло сгореть. Один за другим взрывались пороховые патроны, расположенные в укромных местах. Но это еще не было окончательной катастрофой: приближался момент последнего, самого страшного взрыва.

Побежденный, но не покорившийся, иезуит по-прежнему стоял, спокойно ожидая, чтобы пожар охватил весь тронный зал. В нем хранились документы, огласка которых была страшна Девис-Роту, все, о чем никто не должен был узнать…

Алтарь был уже объят пламенем. В порыве фанатического энтузиазма иезуит встал перед ним на колени и запел гимн, которым начинается церемония коронования: «Quis regit Israel» [66] Кто правит Израилем (лат.). . Раскаты его голоса гулко звучали под сводами.

Вдруг у Девис-Рота мелькнула мысль о завещании старого графа. Положив его в карман вместе с другими важными бумагами, он совсем о нем забыл… Иезуит стал лихорадочно рыться в карманах. Пачки не было. Значит, и пожар и его смерть — все это ни к чему! Первый же встречный, подобравший потерянные документы, сможет выступить с чудовищными обвинениями против церкви…

Иезуит испустил рычание и упал, окутанный пламенем и дымом. Алтарь рухнул и похоронил его под обломками.

В это время аббат Филиппи возвращался в Италию. Он упрятал свои чемоданы на дно огромных сундуков, наполненных старым платьем, одеялами, дешевыми тканями; на каждом красовалась надпись: «Подарки парижских дам беднякам Рима». Кому пришло бы в голову заглянуть в сундуки?

Приехав в Рим, аббат Филиппи узнал об исчезновении Девис-Рота и двух старых слуг графа Моннуара. Предполагалось, что все они стали жертвами убийц (недаром газеты усердно распространяли слухи о трех миллионах, находившихся в распоряжении иезуита). Все богатства графа: золото, ценные бумаги на предъявителя, связки банковых билетов и фамильные брильянты исчезли неведомо куда… Ничто не помешало Филиппи употребить эти сокровища так, как пожелал Девис-Рот.

Газеты добавляли, что старый граф серьезно заболел: ночью его нашли лежащим без сознания. Дело в том, что отравитель не принял в расчет одного обстоятельства: оно спасло Моннуара. Питье было приготовлено на молоке, которое и послужило противоядием. Граф лишился чувств, но не умер. Лакей побежал за доктором, и тот констатировал отравление. К счастью для лакея, иезуит позаботился выплеснуть из чашки оставшееся питье.