Луиза Мишель - Нищета. Часть вторая

Бандит, по-прежнему спокойный, осушил еще стакан вина и лег спать. Уже в постели он вспомнил про окошко… Почему он его не завесил? Ему опять стало не по себе.

На другой день было воскресенье. Лезорн пошел в церковь, чем доставил величайшее удовольствие аббату, убежденному, что это он обратил бывшего коммунара в истинную веру. После обедни достойный священнослужитель пригласил Лезорна к завтраку. Явилась и старая святоша, которая начала объяснять служанке, как приготовляется особый сорт варенья, благотворно действующего на желудки духовных особ. Эти глупцы обеспечивали Лезорну безопасность.

Обильный завтрак прошел очень весело; его не преминули спрыснуть вином. Языки развязались; бандит узнал, что сердцем долговязого простака владеет молоденькая садовница, а старая святоша обладает значительным доходом от капитала, но последний должен оставаться нетронутым. Это вынудило Лезорна отказаться от нового плана, задуманного под влиянием выпитого вина и одержанных успехов. После завтрака мнимый Бродар сообщил, что отправляется по делам графини на север и вернется через несколько дней. Ночью же он укатил в противоположном направлении.

Как нам известно, Олимпия и Амели, посетив Рим и другие города, остановились в Ницце. Расплатившись с долгами, они собирались ехать домой; однако Лезорн решил иначе.

Вернувшись через неделю в особняк на улице Дез-Орм, он узнал новости.

— Вы явились вовремя, — сказал ему аббат. — У графини будет обыск; ей было бы неприятно услышать об этом.

— Конечно, она бы очень оскорбилась. Но с чего это полиции вздумалось делать обыск?

— Представьте себе: после вашего отъезда все псы с улицы Дез-Орм стали сбегаться к дому графини. В конце концов это возбудило беспокойство, и мэр собирался сегодня, не дожидаясь вашего возвращения, лично осмотреть дом.

Если бы Лезорна не предупредили, он, быть может, и встревожился бы; теперь же он с улыбкой вышел навстречу пришедшим. Вместе с мэром явились полицейский комиссар и еще несколько чиновников. Бандит принял их вежливо, как полагается управителю, не знающему за собой никаких грешков, и все им показал.

— Очевидно, — заметил он, — странное поведение собак объясняется тем, что дом был покинут.

Представители правосудия удалились, вполне успокоенные. После их ухода Лезорн, оглядевшись, увидел в углу дубинку, к набалдашнику которой прилипла прядь белокурых волос… Решительно, ему повезло! Но ветер не всегда дует в одну и ту же сторону.

Поместив в безопасное место привезенные им огромные ценности, аббат Филиппи попытался заново сплести сеть интриг, сотканную в свое время Девис-Ротом. Однако он не проявлял столь фанатического рвения в борьбе с врагами церкви, и ему не удалось справиться с трудной задачей. Если Филиппи не дорожил жизнью других людей, то Девис-Рот не дорожил и своей собственной жизнью, а это большая разница… Все же дело иезуита не пришло в совершенный упадок.

Исчезновение Девис-Рота не удивило аббата. Однако его весьма обеспокоили газетные сообщения о том, что старый граф Моннуар нашел своего правнука. Среди ценностей, полученных от иезуита, имелось много таких, которые, несомненно, принадлежали графу. Поэтому Филиппи счел необходимым выяснить на месте, как обстоят дела. Для этого он обзавелся документами на имя учителя Микаэли (они достались ему тем же манером, как Девис-Роту — богатства Моннуара) и поехал на несколько месяцев в Париж. Правда, если б у Микаэли были там знакомые, воскресение учителя из мертвых показалось бы им весьма подозрительным… Но до Рима далеко, и друзья не всегда бывают там, где они нужны.

Филиппи рассчитывал, что правнук графа посещает школу или же берет уроки на дому; поэтому профессия учителя была весьма удобна, чтобы завязать знакомство. Адрес графа он знал. Ничто не препятствовало намерениям аббата.

Тот, чье имя он носил, пользовался репутацией либерала; поэтому Филиппи обратился сначала в светские школы. Но приближались каникулы, преподаватели в эту пору меняются редко, и аббату не удалось найти места. Да он в нем и не нуждался: подвизаясь в роли иностранца, лишенного средств к существованию, легко было достать нужные рекомендательные письма. Одновременно аббат старался разузнать, как живут два старика и мальчик.

Оказалось, что граф, находившийся в плену у предрассудков (сын гильотинированного пока еще не переубедил его), не стал возбуждать обвинения против Девис-Рота. Хотя имелись неопровержимые доказательства преступности иезуита, Моннуар предал огласке лишь те факты, без которых Малыша не признали бы его правнуком, а все прочее оставил в тайне.

«Старик поступает великодушно, — подумал аббат. — Однако, кто знает, что таится за этой снисходительностью?»

Филиппи выяснил также, что Малыш, ставший Анри де Моннуаром, ходит в ближайшую школу. Его прадед потерял все свое богатство, и если б не бывший тряпичник, который открыл под своим настоящим именем Гийома небольшую книжную лавку, мальчуган не смог бы получить даже начального образования.

Лавка дядюшки Гийома была, разумеется, «красного оттенка», как он сам выражался. По этому поводу он даже не подумал советоваться с графом: ведь старый чудак был выходцем из минувшего столетия. Между ними, впрочем, царило полное согласие во всем, что касалось Малыша; частенько они беседовали и на другие темы, например, о причинах и следствиях нищеты. Неосведомленность графа в этих вопросах была поразительна; он ничего не понимал в политике, что весьма мешало его эволюции. Все же он мало-помалу становился социалистом. В сущности, граф познал законы общественной жизни точно так же, как г-н Журден [67] Журден — герой комедии Мольера «Мещанин во дворянстве». говорил прозой: не подозревая об этом.

Дядюшка Гийом посещал по вечерам различные политические собрания, в особенности те, что происходили около Пантеона. Он немало изумился, когда понял, что всю жизнь обдумывал в одиночку лишь отдельные социальные преобразования, в то время как человечество уже готовилось расстаться с самой идеей власти, как ребенок — с помочами. К большому удивлению сына гильотинированного, ораторы по всем правилам логики излагали истины, зачатки которых бедняга постиг когда-то своим умом.

Итак, оба старика и мальчик значительно подвинулись вперед в умственном развитии…

Малыш уже привык к своему счастью, но дядюшка Гийом подумывал, что впереди предстоит еще немало черных дней, ибо судьба не слишком-то щедра на радости и заставляет с лихвою расплачиваться за них.

Собрав все необходимые сведения, аббат отправился однажды вечером в книжную лавку дядюшки Гийома. Она занимала небольшое помещение; там любили собираться студенты и рабочие, чтобы побеседовать со стариком. Они неплохо проводили здесь время, и можно было считать, что, истратив только одно су, они получали взамен на целых полтора франка, ибо здесь вещи называли своими именами, людей оценивали по достоинству, а события — по сути. Эта книжная лавка называлась «Карманьола», так значилось на вывеске.