Луиза Мишель - Нищета. Часть вторая

Де Мериа осушил свой бокал одним из первых. Быстро поддавшись воздействию винных паров, он что-то бессвязно забормотал.

— Позовите Катрин! — велела Златокудрая лакею.

Через несколько минут компаньонка пришла. Указав ей на графа, у которого начался обычный для алкоголиков бред, Златокудрая шепнула:

— Слушайте!

Хотя порок и болезнь наложили на пьяницу неизгладимый отпечаток, старуха узнала его. Она скрестила руки на груди.

— Пьер, — приказала куртизанка лакею, собиравшемуся выйти, — позовите сюда всех слуг и приходите сами; вам придется быть свидетелями.

У де Мериа вырывались отрывистые фразы:

— Санблер, дружище, возьми-ка скрипку! Слушая твою музыку, можно подумать, что находишься в раю! А вот и виконт д’Эспайяк! Ты принял новое обличье, любезный Николя?

Златокудрая потрясла за плечо помощника прокурора, который дремал, облокотившись на стол.

— Господин Феликс! Проснитесь и послушайте, о чем рассказывает граф де Мериа!

Феликс, отрезвев от повелительного тона куртизанки, крепко потер лоб, чтобы прийти в себя. Ему показалось, что он бредит: слова графа имели прямое отношение к обыску, сделанному в приюте Нотр-Дам де ла Бонгард. Услышанное так взволновало помощника прокурора, что он растолкал нескольких гостей.

— Слушайте! — тормошил он их.

— Не бойся, Роза! — продолжал граф де Мериа. — И не кричи так! Я тебя поведу в красивый дом, ты получишь все, что захочешь!

Феликс вынул записную книжку и стал заносить в нее слова графа. Остальные гости слушали, еще не совсем очнувшись. Катрин, белее мела, прислонилась к стене и впилась в говорившего широко раскрытыми глазами. Лакеи, не понимая, почему придается такое значение пьяному бреду, с недоумением смотрели на мертвенно-бледные лица Златокудрой и ее компаньонки. Один из них подумал: «Видать, правду толкуют, будто наша хозяйка — выходец с того света. Уж не этот ли господин и убил ее когда-то?»

— Ах, Клара Марсель подглядела! — продолжал пьяница. — Это промах Девис-Рота; старик совсем выжил из ума… Эльмина, дорогая, нужно поехать в переулок Лекюйе к вдове Николь; вы увидите, что за прелесть эта Софи Бродар!.. Мы — львы господни, и нас надо кормить вволю, дабы мы могли восхвалять всевышнего своим рычанием! Олимпия, милочка, дай-ка мне еще денег!.. Ах, как кричит эта маленькая Роза!.. Вы ошибаетесь, господа полицейские, я — граф де Мериа, мы несем эту девушку в ближайшую больницу… Как, Роза все еще жива? Она не хочет умирать… Нет, я не могу! Поясок порвался… Ужасно! Это детское тело такое тяжелое… Оно еще теплое… Ну вот, и ее засыпала известь, как и ту, что задушил Николя. Ай, кошка! Прогоните ее, зачем она мяукает? Вот как! Санблер стал графом Фальеро? Он убил моего тестя, а теперь шантажирует меня… А кошка все еще мяукает… А Санблер все еще играет на скрипке… Его музыка повествует о наших преступлениях… Голова у меня раскалывается… Моя жена так красива! Ах, если бы она любила меня! Но Николя увез ее… Все теряется в каком-то тумане… Больше я ничего не помню…

Негодяй замолчал. Его мысли окончательно спутались.

Феликс велел свидетелям подписаться и заявил:

— Я — помощник прокурора республики. Этот человек — убийца, и я арестую его именем закона.

Но де Мериа ничего не понимал. Чтобы увести его, Феликс послал за полицейскими. Он пылал тем большим рвением, что один раз уже ошибся; теперь ему хотелось показать себя начальству с наилучшей стороны.

Оставшись вдвоем, Златокудрая и Катрин обнялись.

— Наконец-то ваша Роза отомщена! — воскликнула куртизанка.

— Нет еще, — возразила старуха. — В руках правосудия — живой труп. Де Мериа опять невменяем, а наших свидетелей уже не вернуть.

— Это верно, — задумчиво промолвила Златокудрая. — Вы имели дело лишь с несколькими преступниками, а мне надо бороться против всего уклада жизни…

Она закрыла лицо руками.

— Увы! — заметила старуха. — Разве не весь уклад жизни повинен в смерти моей Розы?..

Несмотря на требования Феликса, против графа де Мериа, вновь потерявшего рассудок, не было возбуждено уголовного преследования. Правда, под предлогом амнистии сократили срок заключения тем, кто остался в живых из осужденных за лжесвидетельство по делу о приюте Нотр-Дам де ла Бонгард. Что касается погибших во время урагана на сиднейском рейде, то тут ничего нельзя было поделать: ведь суд над стихиями не властен…

Хотя газеты и сообщили о том, что к графу де Мериа ненадолго вернулся разум и что освободили Филиппа, его брата, дядюшку Гийома и художников, имена их уже были запятнаны, и на них смотрели косо. Они все же пытались возобновить трудовую жизнь, пренебрегая не заслуженной ими дурной молвою; но художникам ничего не заказывали, в книжной лавке ничего не покупали. Филипп и его брат не могли найти работы… «Вот что такое социальный вопрос!» — вздыхал дядюшка Гийом.

Златокудрая и ее старая компаньонка продолжали служить делу возмездия. Иногда они обменивались мрачной улыбкой, приводившей поклонников куртизанки и в трепет и в восторг.

Однажды к ним явилась какая-то женщина. Ее лицо было отталкивающим, но глаза, круглые, как у ночной птицы, притягивали два магнита. Сперва посетительница добивалась личной встречи со Златокудрой, но Катрин почему-то внушила ей такое доверие (или любопытство), что она решила сначала побеседовать с компаньонкой.

— То, что я вам скажу, вероятно, удивит вас, — начала она безапелляционным тоном. — Но это интересно для вас не меньше, чем для меня. Вы живете замкнуто и, наверно, любите рассказы о всяких тайнах. По выражению вашего лица я вижу, что не ошиблась: вы обе преследуете одну и ту же цель. Не прерывайте меня! — добавила она, видя, что Катрин хочет что-то сказать. — Не знаю, могут ли документы, которыми я располагаю, содействовать тому, к чему вы обе стремитесь; но у меня есть все основания думать именно так. Прежде всего скажите мне откровенно, достаточно ли богата ваша хозяйка, чтобы купить на улице Фер-а-Мулен развалины так называемого «дома палачихи»?

— Зачем они ей?

— Там можно отыскать кое-что. За то, чтобы указать место, я возьму недешево, но без моей помощи вы не извлечете никакой пользы из этих развалин, как бы долго вы ими ни владели.

— Да какая же от них польза?

— То, что там найдут, может очень пригодиться, когда кто-нибудь выступит с разоблачениями. Можно будет подтвердить все, что писалось о приюте Нотр-Дам де ла Бонгард. Хотя главных свидетелей и постарались убрать, но я знакома с людьми, которым известна подоплека этого дела; я переписываюсь с ними.

Катрин вздрогнула.

— Я догадалась, что вы — вдова Микслен, — спокойно продолжала незнакомка. — Теперь скажите Анжеле Бродар, что я — к вашим услугам, если вы согласны на мои условия.