Луиза Мишель - Нищета. Часть вторая

К Софи вызвали врача, но он явился лишь на следующий день. Он нашел девочку в очень тяжелом состоянии, внимательно ее осмотрел и весьма удивился, узнав, откуда ее привезли. Это рассеяло его подозрения. Он прописал жаропонижающее, и к середине дня Софи стало лучше. Она столько говорила о Розе Микслен, что Анжела и тетушка Николь сочли нужным сходить за матерью Розы. Действительно, было странно, что у Софи в бреду, вместе с бессвязными возгласами, то и дело вырывалось имя подруги. Вдова Микслен присела возле больной, пытаясь уловить все, что могло навести на след. А вдруг сестренка Анжелы знала тайну похищения Розы? Мало ли чего не бывает.

Вскоре вдова убедилась, что Софи и вправду видела ее дочь и, вспомнив о том недоверии, какое Анжела питала к графу де Мериа, пришла к выводу, что виновник преступления — он.

Мать Розы изложила все в письме к следователю г-ну N., но ее письмо было брошено в корзину, как и предыдущие. Однако на этот раз г-н N. подумал, что дело может плохо для него обернуться и, подобно Девис-Роту, решил порвать с г-жой Сен-Стефан, хоть и был к ней неравнодушен. В приют этой симпатичной дамы он ездил, как на улицу Дюфо, и чувствовал себя там как дома.

На улицу Шанс-Миди Бродар вернулся поздно. Он шел, перебирая в памяти события дня. Все казалось таким незначительным по сравнению с тем, что ему удалось найти дочерей. Поистине, счастье наконец улыбнулось ему! Софи наверное поправится; иначе и быть не может.

Пока Жак мечтал, не подозревая о том, какой опасности подвергалась девочка (ему ничего не рассказали), на его долю выпало еще одно испытание.

Когда он проходил мимо трактира, навстречу попался седобородый старик, одетый в полотняную блузу и заплатанные полотняные штаны. Человек этот выглядел так, словно и голод, и холод, и многое другое было ему нипочем.

— Бродар! Эй, Бродар! — окликнул старик.

Это был участник боев сорок восьмого года, вернувшийся из ссылки на одном корабле с Жаком. Не отвечая, Бродар поспешил удалиться. Что он мог сказать своим бывшим товарищам?

На улице Шанс-Миди, несмотря на поздний час, его ждали двое. Обмани-Глаз и Санблер. Бродар увидел, что это тот самый урод, с которым подрались в трактире вернувшиеся из Тулона каторжники.

— Вот старый знакомый, он давно тебя ищет, — сказал торговец.

Жак уселся, немало смущенный предстоящей ему ролью. Он догадывался, что речь пойдет об одном из тех дел, про которые Обмани-Глаз уже говорил ему. «Тем лучше, подумал он, — наконец я приведу все в ясность». Ему уже давно следовало бы это сделать; но он был тугодум в подобных случаях.

— Я уже три дня тебя ищу, — сказал Санблер.

— Вот как?

— Что за тон? Вы зазнались, сударь!

— Не обращай внимания, — ответил Бродар. — На каторге люди меняются…

— Разве ты поссорился с вдовушкой (тебе угрожает гильотина)?

— Нет.

— Поносив капустный листок (зеленую шапку каторжника), ты изменился до неузнаваемости!

— Да нет же!

— Ты боишься чего-нибудь?

— Ничего я не боюсь.

Его манера отвечать приводила Обмани-Глаз и Санблера в недоумение.

— Так тебе посчастливилось выйти подышать воздухом (на свободу)?

- Да.

— Долго ты еще будешь скупиться на слова?

— Ну, не сердитесь, скажите, что вам нужно?

— Ах, сударь дает нам аудиенцию? Какие изысканные манеры! Сразу видать — важная персона! Их сиятельство, должно быть, прибыли из своего замка и намереваются вернуться обратно? Не так ли, господин рыцарь с большой дороги?

Зубоскаля, Санблер вынул из кармана пачку газет и принялся читать удивленному Бродару заметки о трупе, обнаруженном в каменоломне близ Парижа. Он прочел о том, как нашли где-то тело, а затем и дубинку с кожаным ремешком, принадлежавшую разносчику. Далее следовали подробности, уже известные читателю.

Сначала безучастный, Жак уразумел наконец, что преступление, о котором шла речь, совершено Лезорном… А ведь теперь все считают Лезорном его! Он невольно бросил взгляд на свою палку. Ее набалдашник был достаточно тяжел, чтобы в случае нужды заменить кистень.

Собеседники переглянулись. У обоих мелькнула одна и та же мысль: «Мастер притворяется, а все-таки не выдержал и посмотрел!»

— Ну-с, что ты скажешь об этом? — спросил Санблер, кладя газеты обратно в карман.

Бродар понял теперь, какие знакомства надо ему возобновить, какой работы ждали эти люди от своего старого приятеля и к каким последствиям приводила необходимость носить имя Лезорна… Мурашки пробежали у него по спине. Но ему нужно было выиграть время, чтобы скрыться вместе с дочерьми. Ради этого он перевернул бы землю, бедный Жак!

— Это еще не все, — сказал Санблер. — Есть кое-какие делишки; ты сможешь сорвать порядочный куш.

При слабом свете догоравшей лампы перекошенное лицо Обмани-Глаза и безобразная голова Санблера казались какими-то чудовищными видениями. У Бродара было такое чувство, будто все это ему снится. Жизнь становилась каким-то мучительным кошмаром, продолжавшимся помимо его воли. Он томился, словно читатель, захваченный книгой с потрясающим сюжетом, но не имеющей конца. Как мог он, самый кроткий и мирный человек на свете, попасть в водоворот всех этих событий? Перед его мысленным взором предстала вся его жизнь за последние годы. Сколько он пережил! Волны океана, свирепо бьющие о борт корабля; бесплодные горы Новой Каледонии, глубокие ущелья, овраги, что дождливой осенью служат руслом для бурных потоков, а знойным летом обнажают свои золотистые недра… Циклоны, бороздящие поверхность моря, которое точно царапает тучи когтями пены… Снег, посеревший от саранчи… Неизбывная нужда… Ссыльные, лишенные Алейроном хлеба, голодные узники острова Ну [23] Остров Ну — небольшой островок у берегов Новой Каледонии, также служивший местом ссылки коммунаров. , поедающие побеги корнепусков… Все события его жизни, вплоть до почти неправдоподобного освобождения из тюрьмы (сейчас Жак не испытывал никакой благодарности к Лезорну за то, что последний помог ему выйти на волю), ужасные лица Санблера и его товарища — все это пронеслось перед ним словно в тяжелом сне, каким он забывался порою на каторге.

К счастью для Бродара, мысль о том, что история мнимого Мартина Герра [24] …история мнимого Мартина Герра — речь идет о самозванце, который выдал себя за убитого на войне товарища и прижил с его вдовой двух детей. Это произошло в Гаскони в конце XVI в. может повториться и что настоящий Лезорн — в Тулоне, не приходила в голову его собеседникам. Манеры Жака, правда, удивляли их, но ведь люди с течением времени меняются, особенно, если они провели несколько лет в тюрьме.

— Ты не утратил своих прежних талантов? — спросил Санблер.